Шрифт:
Инспектор оказался весьма понятливым и дружелюбно настроенным, к радости Савицкого. Генерал-лейтенант усмехнулся и пошутил:
— Кто-то правильно поступил. Из-за вашего храпа запуск ракеты пройдет не замеченным! Ядерный взрыв произойдет, но вы узнаете в последнюю очередь и то, только посмотрев на счетчик Гейгера…
УЧЕНИЯ. ПЕРВЫЙ ЗАПУСК
Рычат мощные «Уралы» и «МАЗы», застыли приземистые, закрытые брезентовыми чехлами ракетные установки и приземистые мрачноватые кунги. Чинно сидят в открытых кузовах машин солдаты с автоматами на груди. Замерли рядом с водителями офицеры. У штаба играет оркестр, но их музыка больше напоминает не бравурный марш, а похоронный. Слишком часто музыкантам в последнее время приходилось играть на похоронах уходивших в небытие старых ветеранов части. Все вокруг морщатся от трагичных звуков, роскошно слышимых из-за воплей марша, издаваемых корнет-а-пистоном.
Савицкий, застывший напротив штаба, от этой жуткой музыки начал медленно звереть, косясь серым глазом на генерал-лейтенанта Елистратова, невозмутимо стоявшего рядом. Ему уже начало казаться, что он стоит на похоронах ракетных учений и этот генерал-лейтенант вбивает в землю крест. Наконец полковник не выдержал. Отошел в сторону, к оркестру и злобно прохрипел в лицо прапорщика-дирижера:
— Ну, суки, живыми нас в гроб кладете?! Я эти полевые занятия для вас превращу в половые! Вы у меня марш-бросок в ОЗКа вместе с инструментами проведете и играть будете при этом то, что сейчас пиликаете!
Прапорщик вздрогнул от испуга и взмахнул руками сильнее, чем требовалось. Тут же взвыла труба почти в ухо командира и он отскочил назад, тряся головой. Увидев, что Елистратов смотрит в его сторону, вернулся обратно и корректно извинился:
— Указания давал, товарищ генерал-лейтенант…
— Так вы и в музыке смыслите, Иван Артемьевич?
Савицкий вздохнул:
— Приходится вникать, Василий Федорович…
Генерал незаметно ухмыльнулся. Он уже заметил, что музыка стала намного лучше, чем раньше. Мат дирижера доносился даже до него, а свирепые взгляды полковника в ту сторону лучше всяких слов говорили, что это были за указания. Колонна дрогнула по взмаху руки командира и медленно поползла с территории части…
К вечеру палатки на полигоне были поставлены. Кунги, машины и ракетные установки размещены в нужных местах. Выставлены часовые у границ лагеря и на территории, возле наиболее важных объектов. Неподалеку от подземного бетонированного бункера натянут огромный тент с маскировочной сеткой, под которым прятались многочисленные столы и телефоны. Инспектора-наблюдатели размещены в палатках с максимальными удобствами.
Перед тем, как уйти спать, Савицкий еще раз обошел раскинувшийся лагерь. Он мысленно молился, чтобы все обошлось и учения прошли гладко. Вернувшись к палатке, нашел начштаба у входа. Тот смотрел на далекую красную полоску заката, на торчащие черные лапы елей на багрово-синем фоне и задумчиво курил. Командир тоже достал сигареты. Присел рядом:
— Ты чего не спишь, Сережа?
Аристархов вздохнул:
— Да что-то на душе хреново. Генерал понимающий, а вот эти два полковника с управления… Ох, чувствую, будет у нас морока!
Иван попытался разрядить обстановку:
— Все будет нормально. Главное, что Елистратов скажет, а уж эти не думаю, что тявкать посмеют против…
— Да я немного не про то… Техника старая, как бы чего не подвело. Да и солдаты не так уж много занимались. Все к этим инспекциям постоянным готовились! Занятий-то было раз-два и обчелся!
Командир потер ту сторону, где сердце и выдал:
— Я уже подумал. С Ласкиным поболтал, с Абрековым… Ротные лучших солдат выделят. Кто смыслит! Пойдем-ка спать…
Савицкий похлопал друга по плечу, ободряя, хотя сам этой бодрости не испытывал. Оба вошли в палатку. Разделись и улеглись на походных койках. Савицкому почему-то вспомнилась жена и оладьи на ужин, которые ел накануне. Немного поворочавшись, с этой мыслью он и заснул. Ночь прошла спокойно. Патрули спавших солдат видимо не нашли. Утром капитаны доложили о нормальной обстановке и отправились отдыхать.
Где-то в районе десяти часов начались приготовления к первому пуску учебной ракеты. Она была не большой, закрепленной на здоровенном МАЗе. Установку вывели на позицию. Вокруг суетился расчет, что-то доделывая на ходу. Под навесом долго орали по установленным телефонами, переговариваясь таким образом с ближайшей авиабазой. Солнце между тем постепенно набирало силу. На улице становилось все жарче. Тент медленно нагревался. От него шли потоки тепла. Где-то в двенадцать с территории авиаполка ответили, что радиоуправляемый беспилотный самолет пошел. Савицкий, едва заметив самолетик в пределах видимости, скомандовал:
— Пуск!
Сержант нажал нужную кнопку. Из стартовика полыхнул огонь и… стоящий МАЗ поехал по полю, а ракета не взлетела. Горела трава и вслед за машиной тянулся грязно-черный шлейф. Расчет брызнул в разные стороны, разбегаясь зайцами и прячась кто куда. Машина без шофера непостижимым образом развернулась и поперла на командный пункт! Ракета дергалась на грузовике и ревела, словно от злости, что не может взлететь. МАЗ громыхал, словно локомотив.
Все вначале остолбенели, а затем молча рванули в сторону бункера. Мнение было удивительно единодушным. Савицкий успел прихватить с собой кучу карт со столов и трубку от телефона, которую так и не выпустил из руки. Лишь опешивший генерал-лейтенант, смотревший в бинокль на небо и таким образом ждавший ракеты, не сразу сообразил, что происходит.