Но его слова остаются без ответа. Тогда секретарь Папена бежит обратно в здание. Пересекая зал, он натыкается на адъютанта Геринга, Карла Боденшатца, который смотрит на него с удивлением:

— Вы уже вернулись?

Их окружает атмосфера спешки и жестокости. Голоса, отдающие приказы, щелканье каблуков, телефонные звонки — все это создает почти невыносимое напряжение.

— Нас не выпускают, — просто отвечает Чиршский.

Папен стоит на залитом солнечным светом дворе, на лице его застыла горькая, презрительная усмешка. Боденшатц кричит, отдавая приказ открыть ворота: «Мы еще посмотрим, кто здесь командует — премьер-министр или СС».

Наконец, после того, как эсэсовец ушел проверять приказ, тяжелые ворота раскрываются, и Папен с Чиршским оказываются на улице.

Если не обращать внимания на отряды полицейских, то жизнь в городе течет как обычно. На Вильгельмплац продавец сигар сидит в тени своей тележки, открытые ящики аккуратно разложены под навесом. Но клиентов еще нет; он читает газету, где подробно описывается инспекторская поездка Гитлера по трудовым лагерям Вестфалии.

Начало десятого. Из окон министерства внутренних дел видно, как ветерок, дующий от Бранденбургских ворот вдоль Унтер-ден-Линден, колышет листья на каштанах и липах. Гизевиус стоит, глядя на величественный столичный бульвар.

Он приехал сегодня в министерство очень рано. Он тоже знает, что полиция всю ночь находилась в состоянии боевой готовности, а его друг Небе рассказал ему, что Геринг поручил ему следить за порядком в столице и охранять покой граждан. Небе должен был позвонить ему вечером, но почему-то не позвонил. Наверное, случилось что-то непредвиденное. Теперь, глядя на липы и каштаны, он слушает, как громко возмущается его босс, Карл Далюег. Геринг три раза поднимал по тревоге прусскую полицию, не известив его об этом, что является грубым нарушением обычной процедуры. Он решил обратиться прямо к Герингу и, как «старый друг», высказать ему в лицо все, что он о нем думает. Гизевиус одобряет план босса, но в эту минуту звонит телефон. Это Геринг. Он вызывает Далюега к себе.

Гизевиус остается один на один со своими вопросами и сомнениями. Жизнь в министерстве течет по своему обычному распорядку. Часовые стоят на постах, и повсюду слышен неумолчный треск печатных машинок. Центральный орган полиции рейха с виду функционирует отлаженно и эффективно. События, происходящие в столице, его не касаются. Геббельс, Гиммлер, Гейдрих, гестапо, СС и СД совместными усилиями соорудили капкан, находящийся вне контроля обычных силовых структур, и теперь, когда Гитлер дал приказ действовать, в него начали попадать первые жертвы. Министерство функционирует нормально, но совершенно впустую.

Когда Карл Далюег возвращается в министерство, Гизевиус отмечает, что он бел как полотно. Еще нет и десяти часов. В этот момент Гитлер уезжает из мюнхенского Центрального вокзала и направляется в Коричневый дом. Далюег быстро произносит: «Сегодня ночью ожидается путч СА. В любом случае, — добавляет он, — штурмовикам устроят кровавую баню». Голос и лицо Далюега свидетельствуют о том, что он до смерти напуган. Когда он информирует о готовящемся путче Государственного секретаря Грауэрта, то замечает, что Грауэрт тоже испытывает страх — пущенный в ход механизм может сокрушить любого. Этот механизм не признает никаких законов. Далюег и Грауэрт решают предупредить министра Фрика, Гизевиус присоединяется к ним.

Они выходят на улицу и идут по Унтер-ден-Линден, наслаждаясь теплом яркого солнечного утра. Все трое шагают очень быстро и молчат. На Парижской площади стоят черные машины гестапо. Отсюда хорошо просматривается вся Унтер-ден-Лиден и Вильгельмштрассе, пересекающая по диагонали центр города, где сосредоточены министерства и правительственные здания. За Бранденбургскими воротами лежит Тиргартен, с его кустарниками, тихими дорожками, обсаженными деревьями, и гуляющими людьми, которые ни о чем не подозревают. Некоторые из них наверняка обратили внимание на троих мужчин, которые с мрачными лицами идут по Фридензаллее к Кёнигплац.

Вокруг Зигезсеуле, огромной триумфальной колонны, собралась толпа туристов. Желающие подняться на ее вершину и обозреть город с высоты выстроились в очередь. Эта колонна из песчаника, украшенная бронзой и золотом, была воздвигнута в честь победы Пруссии и рождения Прусской империи. Теперь в Германии в крови и насилии рождается другая империя, которая будет существовать в течение тысячи лет, — Третий рейх, уничтожающий сегодня тех, кто его создал, — штурмовые отряды.

Управление Фрика находится недалеко от Кёнигплац. Министра тоже оставили в неведении. Гизевиуса в управление не пропустили, но Грауэрт и Фрик быстро выходят на улицу — они решили пойти к Герингу. Далюег присоединяется к Гизевиусу, и они идут назад по Унтер-ден-Линден. Время уже перевалило за десять часов.

Несколько минут назад Геббельс позвонил из Мюнхена Герингу и произнес всего лишь одно слово — «колибри».

На Принц-Альбрехт-штрассе, 8 Гейдрих получает тот же самый сигнал и немедленно посылает его в различные города и районы Германии, где его людям не терпится приступить к действиям, словно гончим, рвущимся с поводков. Несколько дней назад им прислали запечатанные конверты; сегодня утром они взломали печати с орлом и свастикой и вытащили из конвертов списки. Это — списки их бывших товарищей, с которыми они когда-то сражались бок о бок и которых должны теперь арестовать или убить. Они нашли в этих списках фамилии уважаемых людей, отмеченных наградами, которых они должны отвезти в концлагеря или сделать так, чтобы они исчезли в лесу или утонули в болоте. Люди Гейдриха преследуют свою добычу группами по два или три человека, неумолимые, никому не известные. Они стучатся в двери, называя себя торговцами вразнос, а когда им открывают, сразу же открывают огонь — безо всяких объяснений и угрызений совести. Они и вправду самые настоящие торговцы, эти вышколенные, не знающие жалости агенты СС и СД — коммивояжеры нового рейха, торговцы смертью, одним из самых распространенных товаров.