Шрифт:
– А ты думаешь, он за так помог тебе подняться?... Если хочешь знать, Деспина вообще не от тебя, – пожала плечами Хелин. – Принстон в Тапе не катит, дорогой!..
– Моя дочь... моя. – Он повернулся и долго искал глазами, чем бы прибить жену. – Уйди от меня, – попросил он.
– Сам пошел вон, – спокойно сказала Хелин. – У меня от тебя мигрень. Ты – моя мигрень, рогоносец!..
На столе лежал нож для разрезания сигар, Рейтель покосился на него и медленно вышел из дома... Ему захотелось пнуть дверь, но он открыл ее, как хорошо воспитанный человек, и аккуратно закрыл за собой.
– Трусливая свинья, – крикнула вслед Хелин. – Мигрень в штанах!..
«Бесповоротно, – шел и беззвучно повторял он. – Бесповоротно!.. Я живу, как большой слизняк, я знаю, что моя Хелин шлюха... Но я лицемерю и мирюсь».
Карточный дом их семьи потрясся и разлетелся на крошечные куски за какую-то неделю, а ведь казалось бы – все есть и ничего не нужно... Абсолютно все есть, и абсолютно ничего не нужно!
...Рейтель встал и вышел из подъезда, он внезапно догадался, где искать эту чертову бабу!.. На пересечении улиц Глинки и Айвазовского, – именно там одиннадцать месяцев назад был сбит ее муж. С чего он так решил?... Просто в тот день в Тапе было необычайно жарко!.. И ему напекло затылок.
Эстонцы не едят чеснок
Немолодой солидный человек тридцати шести лет сел в фиолетовый «Форд» с коричневым верхом и задумался...
«Эстонцы – не едят чеснок», – сказал он тридцать три раза, в надежде успокоиться, но не успокоил этой фразой себя ни на йоту. Он вышел и посмотрел на переднее колесо, оно сипело и хлопало при езде, как плащ летучей мыши...
Рядом с ним пролетел кусок ржавого железа и упал с грохотом.
Немолодой солидный человек вздрогнул и втянул голову в плечи...
Он огляделся – но того, кто бросил кусок железа, поблизости уже не было.
Валду Рейтель юркнул в машину и отъехал от нехорошего места... Окна его дома в кромешной темноте были видны за километр.
О чем он думал? О чем думают люди, в которых кидают железо в надежде убить?... Вас никогда не хотели убить?! Неужели?...
Не верю.
– У меня нет дома, – улыбнулся Валду Рейтель и повторил: – У меня нет дома. И, похоже, уже не будет.
«Признание»
Воробьи у берега устроили банный день, ныряя в воду, а Фуата с головой захлестнули личные переживания, – от тоски у него даже обострилась язва.
Фуат проглотил таблетку гастала, запив ее молоком, и лишь потом вспомнил, что гастал надо медленно сосать, как карамельку.
Через десять минут он уже ехал вместе с агентом Шиппом в соседний городок Раквере на встречу с резидентом Интерпола Бруком. И когда они проезжали мимо дома, где сняла комнату Сандрин, испытал приступ сумасшедшей страсти.
«Пытаюсь забыть и не могу... Черт, все-таки надо признаться, что уже два десятка лет я грежу о ее фиалковых глазах... И пусть решает».
И Фуат кивнул Шиппу, чтобы тот остановился. Взбежав на третий этаж, он нажал на звонок. Через полминуты дверь открылась и выглянула Сандрин в голубой майке с Микки-Маусом и руками в муке.
– Это я, – хрипло начал он. – Я спешу, но я пришел сказать, что люблю...
– Кого?!
– Тебя... Еще со школы.
– Ой, не смеши только, у меня сейчас не то настроение...
– Я любил тебя еще тогда, Сашка!..
– Да ладно, ты же все время списывать просил, двоечник!.. Ты, наверное, шутишь?...
– Какие шутки, я уже седой, Сашка...
– Нет, ты не седой...
– Седой, смотри... Вот тут! И тут... – он тыкал пальцами в свои виски. – Понимаешь, я почему-то думал... В общем, я надеялся, что встречу такую же, как ты... Но таких больше нет, Сашка, нет нигде... Я пытался тебя забыть и не смог!..
Но неважно, что мы хотим, важно лишь то, что мы делаем!..
Фуат чуть не свернул шею, когда машина подпрыгнула на «лежачем полицейском» и они проехали дом, в котором жила Сандрин.
«На обратном пути я обязательно зайду к Сашке, и мы поговорим!» – пообещал себе Фуат и закрыл глаза: у него ныли желудок, голова, ноги, сердце и душа, и он не мог знать, что будет завтра...
«Иногда пять минут длятся целую вечность, а годы пролетают, как пули... Я помню каждую минуту, когда разговаривал с ней и совсем не помню, что было вчера!»