— Учту, группенфюрер.

— И не вздумайте завалиться спать!

— Не сомкну глаз, пока не допишу последней строчки. Утром все перечитаю.

Миролюбивый тон подчиненного сбил Гейдриха с агрессивного настроя, и несколько мгновений он то ли прокашливался, то ли ворчал что-то несвязное, прекрасно понимая, что наседать сейчас на молодого СС-генерала тоже не стоит. Как всякий человек, который аллергически боится самого процесса составления бумаг, он почти с ужасом представил, окажись на месте Шелленберга он сам. Так что в основе первого побудительного мотива, заставившего Гейдриха взяться за трубку, было все же сострадание. Пусть даже чиновничье. А уж потом — благородный гнев Гиммлера и ярость фюрера, ожидавшие его как шефа Главного управления имперской безопасности в том случае, если вдруг несчастный Шелленберг не разродится этим историческим «Воззванием» фюрера.

— Документов вам хватает? — уже совершенно иным, сочувственным тоном поинтересовался он.

— Их оказалось даже больше, чем я предполагал. Они-то и отобрали у меня львиную долю времени. Правда, сами по себе они настолько важны и настолько могут пригодиться мне, что времени жалеть не приходится.

— Главное, просмотрите несколько подобных речей фюрера. Обратите внимание, что говорит он короткими, резкими, значимыми фразами. В отличие от Геббельса, который любую околесицу несет напыщенно и многословно.

— Вы правы: фюрер умеет общаться с простыми германцами, с бюргерами, — поспешно ответил Шелленберг, вспомнив, что в квартире его встроенных микрофонов не меньше, нежели в служебном кабинете. И только потому не касался оценки речей Геббельса, что не желал сознаться: в отличие от Гейдриха он, Шелленберг, является тайным поклонником цицероновского таланта рейхсминистра пропаганды.

— Да, рейхсфюрер вам не звонил?

— Пока что нет.

— Еще, очевидно, позвонит.

— Ну, наверное, он сначала свяжется с вами.

— Со мной — тоже. Сейчас без четверти одиннадцать. Фюрер только что закончил совещание с генштабистами вермахта. Но, прежде чем принять генералов, поинтересовался у Гиммлера, готовится ли его обращение и кто именно, — вы слышите, Шелленберг? — кто персонально этим занимается.

— И если я все еще тружусь над этим «Воззванием», значит, возражений против моей скромной нелитературной кандидатуры не возникло, — бодро произнес Шелленберг, и тут же мысленно взмолился: «Только бы фюрер не вздумал звонить прямо сюда! Тогда уж он точно выбьет меня из творческого процесса часа на полтора. А вообще-то, фюреру давно пора обзавестись таким личным секретарем, для которого составление подобных воззваний было бы приятным времяпрепровождением».

— Надеюсь, утром мне удастся лицезреть плоды вашего труда, — неожиданно завершил свой звонок Гейдрих в духе Геббельса.

— Тяжкого труда, — уточнил бригадефюрер.

Около часа Шелленберг писал воззвание, стараясь следить не столько за стилем — этому он будет предаваться при читке — сколько за изложением мотивов, которые вынудили фюрера, всю Германию, нарушить Пакт о ненападении на СССР и развязать войну.

Прервавшись на какое-то время, он подбодрил себя рюмкой французского коньяку и вновь вернулся к бумагам, на сей раз — к «папке от Мюллера». И теперь уже его внимание привлекли сообщения ТАСС, опубликованные в газете «Правда» от 19 и 20 сентября 1939 года, как раз в то время, когда советская и германская армии расправлялись с агонизирующей Польшей. Именно из этих публикаций прямо и ясно следовало, что коммунисты рассматривали «германских нацистов» как верных и преданных союзников.

«Во избежание всякого рода необоснованных слухов, — говорилось в первом сообщении ТАСС, — насчет задач советских и германских войск, действующих в Польше, правительство СССР и правительство Германии заявляют, что действия этих войск не преследуют какой-либо цели, идущей вразрез интересов Германии или Советского Союза и противоречащей духу и букве пакта о ненападении, заключенного между Германией и СССР. Задача этих войск, наоборот, состоит в том, чтобы восстановить в Польше порядок и спокойствие, нарушенные распадом польского государства, и помочь населению Польши переустроить условия своего государственного существования».

— А ведь там, где начинают писать советские борзописцы, Геббельсу делать нечего, — полузабывшись, вслух произнес Шелленберг, вновь добавляя себе коньячку. «Восстановить порядок и спокойствие, нарушенные распадом польского государства». Вот так, взяло и распалось… Зарождение империи начинается не с военных побед и завоеванных территорий, а с формирования имперских амбиций и имперской логики. А еще лучше было бы сказать: «Зарождение империй начинается не с формирования армий и территорий, а с формирования имперских амбиций и имперского способа мышления. И какая иезуитская казуистика звучит в словах «помочь населению Польши переустроить условия своего государственного существования»!

А вот второе сообщение заинтересовало бригадефюрера прежде всего тем, что оно было передано корреспондентом ТАСС из Берлина. Причем в тот же день, когда появилось предыдущее сообщение ТАСС в «Правде».

«Германия. Берлин. 19 сентября (ТАСС). Германское население единодушно приветствует решение советского правительства взять под защиту родственное советскому народу белорусское и украинское население Польши, оставленное на произвол судьбы бежавшим польским правительством. Берлин в эти дни принял особенно оживленный вид. На улицах, около витрин и специальных щитов, где вывешены карты Польши, весь день толпятся люди. Продвижение частей Красной армии обозначается на карте красными советскими флажками».