Не знаю, как долго я стояла возле кровати в полном оцепенении — видимо, нечто подобное испытывает кролик, оказавшийся один на один с удавом.

Я неподвижно стояла перед злополучным мешком, словно это было живое существо, всей своей ужасной чернотой призывавшее меня к уступчивости. И с каждой минутой я все более отчетливо видела в нем как в зеркале отражение зловещих образов, преследовавших меня всю последнюю неделю — безвольно обмякшее, словно тряпичная кукла, тело несчастной Мэри Хьюз; раскачивающуюся взад-вперед над добела отдраенной палубой «Королевы Мэриленда» Мертвую Обезьяну с приколотым на груди мерзким посланием; верхнюю часть тела Гертруды Эйбрамз, отсеченную движущейся кабиной лифта; пропитанный кровью ворох тряпья на полу чердака; серовато-белое лицо и этот вызывающий содрогание поток крови, медленно стекающий по стенам шахты на пол раздевалки.

Главным моим ощущением при этом было отвращение. Сначала едва заметное, а потом завладевшее мною полностью. Ощущение сродни подступающей тошноте, словно я нахлебалась какой-то черной холодной маслянистой жидкости. Меня тянуло на рвоту, а я чувствовала, что не в силах сдвинуться с места. Но в конце концов я заставила себя действовать. Достала записную книжку, где у меня был записан телефон Майкла, по которому он просил меня звонить в экстренных случаях, и подошла к телефону. Ничего другого мне не оставалось. Я должна была срочно связаться с Майклом.

Я отыскала нужный мне номер и сняла трубку.

Телефон не работал.

Чувство отвращения мгновенно сменилось страхом; сама комната внушала мне страх, в каждом из окружавших меня предметов таилось что-то зловещее.

Может, я боялась, что кто-то ворвется ко мне в номер? Видимо, да. Потому что решила немедленно бежать оттуда. Здесь, на отшибе, я была совершенно одна и не могла рассчитывать на помощь Кертисса — он в Главном Корпусе, за сотни метров от меня. Я схватила записную книжку, сумочку и, что уж совсем глупо, массивную вазу с цветами и устремилась к наружной двери.

Дурацкая затея! Что может быть опаснее, чем оказаться одной в непроглядной ночи. За порогом меня обступила густая темень с редкими пятнышками света от уличных фонарей — желтовато-белые мазки на черном фоне, как на картинах импрессионистов.

Я не бежала, хотя мне было очень страшно. Я шла размеренным шагом, сохраняя внешнее спокойствие, потому что знала: если побегу, то тем самым обнаружу владевший мной страх. А я не имела права доставить такое удовольствие своему гипотетическому противнику. Разумеется, я не считала, что вооружившись вазой и оставив на всякий случай открытой дверь моего номера, могу чувствовать себя в полной безопасности. Но в такие моменты человек порой утрачивает способность адекватно оценивать ситуацию.

Пройдя некоторое расстояние, я внезапно увидела луч света, вспыхнувший в портике Главного Корпуса. Он заметался в каком-то бешеном танце, подобно живому существу, таящему в себе враждебность и угрозу, а потом исчез, когда кто-то открыл парадную дверь и сквозь нее хлынул наружу яркий свет.

Я испытала облегчение, поняв, что это был всего лишь фонарик в руках Кертисса. Рядом с Кертиссом я увидела еще одного человека — полицейского с брюшком, ставшего неотъемлемой частью моей повседневной жизни. Эти двое в моих глазах олицетворяли спокойствие и безопасность.

Кертисс собирался закрыть дверь, когда услышал шуршание гравия на дорожке, включил фонарик и увидел меня.

— Добро пожаловать, миссис Барлоу, я думал, вы уже спите.

— У меня испортился телефон, — сказала я, — а мне необходимо позвонить. — И поднялась по ступенькам в портик.

Полицейский снял фуражку, и я увидела, что он совершенно лысый, если не считать венчика волос над ушами и на затылке. Сейчас он совсем не походил на блюстителя порядка, а болтавшийся у него на поясе шестизарядный револьвер не вязался с его вполне домашним обликом.

— Можно позвонить из преподавательской, — сказал Кертисс. — Во всяком случае, это ближайший отсюда телефон. Наверное, мисс Карр все еще там. Как всегда, работает допоздна.

Я поблагодарила его и пошла в преподавательскую с ее массивной кожаной мебелью и ситцевыми шторами. Кажется, никто из мужчин не обратил внимания на вазу у меня в руках, и я незаметно поставила ее на стол.

Тэрри действительно была в преподавательской. Она уснула в кресле, и стопка тетрадей соскользнула у нее с колен, рассыпавшись по полу. На столе возле нее стояла чашка с остатками кофе. Мне жаль было будить ее, но ничего другого не оставалось. Она проснулась сразу же, как только я тихо окликнула ее.

— А-а, Маргарет. Привет. Я думала, вы еще не вернулись.

Я вспомнила, что говорила ей о намерении переночевать в Вашингтоне.

— Решила сэкономить на гостинице, — сказала я. — Тэрри, у меня не работает телефон. Ничего, если позвоню отсюда?

— Ну, конечно. — Она встала, потирая лицо. — Я, кажется, заснула. Не хотите кофе? Я не могу жить без него.

Я сказала, что хочу. Она пойдет готовить кофе, а я тем временем спокойно поговорю с Майклом. Мне не хотелось разговаривать с ним в присутствии кого бы то ни было, хотя Тэрри была единственным человеком, которому я могла бы доверить то, о чем собиралась ему сообщить.