Лиз расхохоталась, и даже Джон улыбнулся, покачав головой.

— Так, первый стервятник пожаловал, — сказал он.

Мы прошли на террасу. До того как Джон назвал Чарвуда стервятником, я вообще не имела о нем представления. После фразы Джона воображение нарисовало мне зловещего гангстера. Но этот образ мгновенно улетучился, едва я увидела Чарвуда во плоти. Он грузно поднялся из кресла, в котором сидел развалившись, с бутылкой шампанского, почти не видной в ручище размером с вирджинский окорок. Не на гангстера, а на плантатора из какой-нибудь Малайзии был похож этот человек. Перед нами стояла гора потного мяса, отнюдь не с костлявой шеей грифа, а с огромной, красной, круглой как луна рожей, пышными усами, рыжими, как апельсин, и узенькой полоской волос вокруг загорелой лысины во всю башку. Лет пятидесяти с гаком, ростом более шести футов, весом поболее двухсот пятидесяти фунтов, и все это в мешковатых джинсах и белой рубашке, распахнутой до пупа, чтобы показать несколько медальонов на золотых цепочках, болтающихся на груди.

— Наконец-то! — проревел он, завидя Джона. — Ну что, Синяя Борода, подтолкнул ее? Признавайся, Сэлдридж! — И громово расхохотался.

И прежде чем Джон и Лиз нашлись, что ответить, он махнул бутылкой шампанского в мою сторону и спросил:

— А эту симпатичную соучастницу как зовут?

Меня представили.

Кивнув головой на шампанское, Джон заметил, что гость уже сам нашел, что выпить.

— Свою привез, Сэлдридж, учитывая, что вы вечно сидите в финансовой луже. Решил отпраздновать радостное событие — наконец-то откупаю у вас все хозяйство. Ура, и за мое здоровье!

— Вы неисправимы, Чарвуд. Ничего мы не собираемся продавать, — ответила Лиз.

Хозе, точно его вызвали нажатием кнопки, появился с шампанским на подносе, и Чарвуд за секунду осушил еще два бокала. Затем он предложил Джону поистине огромную кучу денег за «Аббатство», на что Джон ответил:

— Это как раз половина того, что стоит поместье.

Чарвуд молниеносно отреагировал.

— У тебя нет выбора, малыш! — прогрохотал он. — Ты загнан в угол. Об этом знает вся долина. Вы по самые ноздри в долгах у банков. Ну, конечно, вы небось мечтаете, что кто-то из ваших процветающих дружков по виноградной части предложит вам побольше, но я что-то сильно в этом сомневаюсь. А я плачу наличными, учтите. Никакой тягомотины с этими дурацкими банками и их проклятыми подзалогами. Кладу на бочку большой чемодан, набитый доверху старыми добрыми зелененькими, и — дело с концом.

Монолог закончился одновременно с шампанским в бутылке. Наконец Чарвуд убрался, бросив на прощание Джону:

— Поразмысли над моим предложением, сынок. Даже когда спать ночью будешь, шевели извилинами насчет моего предложения, а утречком звякни мне поскорее, до того как банки опять начнут из тебя сок давить.

А меня пригласил:

— Приезжайте ко мне домой, милая леди, в любое время. У меня в подвалах — тонны шампанского, самого лучшего, недавно купил партию, бутылочки ждут не дождутся, когда их откроют.

— Передайте от нас привет Джаконелло, — сказала Лиз, едва пряча улыбку.

Чарвуд остановился как вкопанный. На миг наступила тишина. Он обернулся, уставился на Лиз, а затем разразился громовым хохотом:

— Джаконелло? Никогда в глаза не видел! Не узнаю даже, если повстречаюсь. И вообще, на черта ему я, бедный виноградарь, сдался? — И пошел через гостиную к выходу.

По дороге он предложил Хозе перейти к нему мажордомом, когда он, Чарвуд, сделается владельцем «Аббатства». Наконец шум мотора машины Чарвуда затих вдали, Лиз с облегчением вздохнула.

— Простите, Лиз, — осведомилась я, — вы имели в виду того самого Джаконелло?

— Да, да, того самого. Нет, наверное, на свете человека, который не слышал бы об Альфонсе Джаконелло. Это швейцарский миллиардер, сколотивший капитал на финансовых махинациях. Он нахапал драгоценные произведения искусства, чтобы украсить свой дворец, построенный в горах Сьерра-Мадре, здесь в Калифорнии. Мы подозреваем, что Гарри Чарвуд — подставная фигура Джаконелло, — продолжала Лиз. — Вряд ли у самого Гарри есть деньги вообще на какие-либо приобретения, тем более на наше имение. А вот Джаконелло только и думает, что бы еще прикупить. Несколько лет назад он сам предлагал нам продать ему «Аббатство». Мы ответили, чтобы он убирался подальше. Услышав такое, он чуть не рехнулся от негодования. Оно и понятно — никто ему прежде ни в чем не отказывал. Тогда он удвоил цену. Присылал к нам команду своих холуев на переговоры, но мы каждый раз отвечали отказом.

— И вы думаете, что он воспринял ваше «нет» как личное оскорбление?

— Да, этот человек просто не в состоянии поверить, что кто-то может отвергнуть деньги, поскольку сам он придает им гигантское значение. Скорее всего он решил, что мы питаем неприязнь к нему. Вот он и прислал подставного.

— Но почему, черт возьми, ему нужен именно винзавод? — спросила я. — У него достаточно денег, чтобы купить половину всего вина, производимого во Франции и в США, вместе взятых.

Лиз рассмеялась.

— Мы подозреваем, что им движет зависть. Не многим известно, что обогащение Джаконелло началось с вина. Его семья владела небольшим виноградником у Женевского озера. Они заработали хорошие деньги, достаточные для того, чтобы послать Джаконелло учиться в Оксфорд, а затем в школу бизнеса в Америке. Но он никогда не забывал унижений детских лет — когда французские виноделы посмеивались над низким качеством вина, производимого его семейством. Он мечтал взять реванш — стать хозяином лучшего винодельческого хозяйства в мире. Для этого он и решил завладеть нашим поместьем.