— Кем же я буду в этом штабе? Главнокомандующим? — Алви усмехнулся.

— Это будет точно определено позже. Указом императора. Но вы можете быть только в штабе… Все остальное просто невозможно!

— Ну да: в кавалерийском полку от меня проку будет маловато.

— Ваше сиятельство, вы не должны. Даже думать о подобном. От вас зависит слишком многое. Алви прекрасно представлял, что именно от него зависит. Он должен быть знаменем, под которым армия Тамера войдет в Къелу, а потом в Саур и Литу. Знамя должно быть живо и здорово, улыбаться и произносить речи перед теми из вассалов, кто еще жив и сможет откликнуться на его зов. Без графа Къела армия Тамера — завоеватели, решившие под шумок прибрать к рукам земли соседей. С графом — войско, пришедшее, чтобы восстановить исконный уклад. Если Алви не послужит знаменем, три северных владения полюбят даже генерала Мерреса, потому что он — свой, а тамерцы — враги, давние, заклятые враги. С графом Къела во главе северяне примут любую армию — хоть Противостоящего и всех его демонов. Тамер не отличался хорошими дорогами, точнее, отличался дорогами преотвратными, о которых можно было слагать легенды и рассказывать страшные сказки на ночь. Процессия не отъехала еще и на пятьдесят верст от Веркема, а дорога уже превратилась в разбухшее глинистое месиво. Лошади понуро хлюпали по глубоким холодным лужам, а порой Алви казалось, что они уже плывут по стремена в мутной жиже. Настоящим снегом столичные зимы не баловали: редкие снежинки таяли еще в воздухе. Ветер с моря нес влажный воздух, тучи то и дело проливались моросью. Все это не улучшало и без того поганые дороги, подобных которым не было и в самых дальних уголках Собраны: короли династии Сеорнов из года в год заботились о том, чтобы дорожные работы проводились вовремя и со всем тщанием. Алви спасался только горячим вином и сытными ужинами. В поместьях, расположенных вдоль дороги, процессию с императорской подорожной принимали, как дорогих гостей. Граф Къела предпочел бы хорошую таверну, но со здешними тавернами все было ясно еще по Веркему, и, пожалуй, избегая их, Олуэн поступал мудро. Лучше уж сидеть сиднем за длинным столом, слушая напыщенные беседы тамерских дворян, чем кормить блох, клопов и вшей в тавернах. Огорчало другое: господа рабовладельцы вместо грелки считали своим долгом подсунуть гостю в постель молоденькую рабыню, а то и двух. Сырые одеяла и простыни у них почитались нормой, и кабы на Тамер не распространялось чудо святой Иоланды, страна уже вымерла бы от чахотки. К сожалению, «ходячие грелки» пытались на свой манер угодить гостю, и избавиться от них или хотя бы заставить молчать было трудно. Спать с чумазыми, хоть и разряженными, девицами Алви брезговал, ибо не представлял, кто использовал их подобным образом до него, но пара теплых тел под боком помогала согреться. Если удавалось заснуть, конечно — отболтавшись, что господин устал и ничего, ровным счетом ничего не желает, только спать. С Олуэном было приятно болтать, еще приятнее — пить; каждое утро Алви испытывал неловкость за то, что флигель-адъютант при помощи рабов отводил, а то и относил его в постель, ибо граф Къела был слишком пьян, чтобы идти своими ногами. К вечеру он об этом забывал, и пил вновь. Вино помогало забыться, а ему слишком нужно было забыться, хотя бы на пару часов. Забыть о доме, забыть обо всех, кого он потерял. Забыть о том, что собирается сделать. Лошади месили глину, моросило, впереди было еще много часов пути. Стоял туман, дорога была видна лишь шагов на тридцать вперед. Ехавший впереди офицер вскинул руку и что-то крикнул. Алви наполовину спал в седле, горестно думая о том, что не стоило вчера столько пить (о том же он думал и накануне, и третьего дня), и не сразу заметил этот жест, но Олуэн перехватил поводья его лошади.

— Стойте, граф, — приказал он. — Впереди неладно.

Второй из ехавших впереди офицеров спешился, и, по колено в грязи, отправился назад, к Олуэну.

— Телеги перевернулись, — сказал он.

— Мне это не нравится, — нахмурился флигель-адъютант. — Проверьте все. Алви вздохнул. Сопровождающий часто казался ему слишком мнительным. Что такого интересного в перевернувшихся телегах? Об эту пору, на этих дорогах — да обычное дело. Граф Къела хмуро уставился в низкое небо, сплошь затянутое тучами. Солдаты отправились вперед. Сейчас излупят глупых рабов до крови, а потом все равно придется идти в объезд, потому что помочь с телегами никто и не подумает. Олуэн был недоволен. Он смотрел вперед, сдвинув широкие темные брови, и даже прикусил губу. Взмах руки — трое офицеров придвинулись ближе, окружили Алви и флигель-адъютанта. Граф Къела поправил свалившийся с головы капюшон, с отвращением вытер платком мокрое лицо и собрался убрать кусок ткани в поясной кошель, но лоскут выскользнул из пальцев, занемевших от холода и сырости. Алви наклонился, надеясь, что успеет поймать платок… Это его и спасло. Над лопатками — близко, опасно близко, так, что кровь застыла в жилах, — свистнуло, Олуэн коротко вскрикнул. Алви собрался подняться, но рука соседа слева прижала его за воротник плаща к лошадиной шее и не дала выпрямиться. Граф Къела повернул голову вправо и увидел своего спутника, вцепившегося правой рукой в лошадиную гриву. Белое лицо; только темные провалы глаз и две широкие черты бровей.

— Вслед! Догнать!.. — что случилось, почему у тамерца такой голос?.. Взмах руки, указующей куда-то над головой Алви. Тамерец не стал подхватывать выпущенные поводья, а прижал руку к левому плечу. Привычный — и такой неуместный сейчас, — жест: флигель-адъютант любил скрещивать руки на груди. Кто-то ринулся влево. Вновь свист, крики, ржание лошадей, брань… Алви наконец отпустили. Он сел в седле, подался к Олуэну, чтобы спросить, в чем дело — и лишь тогда заметил торчащий меж пальцев арбалетный болт. Рукав мундира набухал кровью. Граф Къела собрался подхватить на руки уже падавшего спутника, но его весьма невежливо оттеснили — сперва тот офицер, что прижал собранца к шее лошади, а потом и остальные. При этом Алви понимал, что его по-прежнему прикрывают своими телами, но уже другие — солдаты, угрюмый унтер-офицер, светловолосый корнет — чужак вдруг научился различать их между собой. Олуэна наскоро перебинтовали. Болт пробил плечо левой руки, пришпилив ее к телу, но уперся в ребро, а не прошел дальше. Флигель-адъютанту искренне повезло. Рана была болезненной, но не опасной для жизни… если только убийца не стрелял отравленным снарядом. Стрелявшего не поймали, и выяснить это было невозможно. Прошло не более часа, а Олуэн уже сидел в седле, по-прежнему по правую руку от Алви и даже улыбался сквозь испарину на лице. Всю оставшуюся дорогу он молчал и то и дело прихлебывал из фляжки, потом забрал фляжку у корнета и продолжил пить вино, но не жаловался и не требовал устроить перерыв, напротив — редкие команды содержали только приказ двигаться быстрее. В ближайшем поместье, конечно, нашелся лекарь, и Олуэну переменили повязки, обработали раны и наложили какую-то мазь. Крови он потерял не так уж и много, первая перевязка была сделана вовремя, но лекаря тревожило ровно то же, что и Алви: не был ли болт отравлен. Собранец искренне переживал за спутника и даже устроился ночевать с ним в одной комнате, хотя тот и говорил, что ничего страшного и ему вполне хватит сиделки. Тамерским сиделкам, как и тамерским лекарям, граф Къела не доверял. Его учили, что любые раны нужно первым делом промывать, а лекарь вместо того залил ее подогретой мазью.

— Олуэн… господин флигель-адъютант, но почему вас хотели убить? — спросил уже в ночи Алви, когда спутник попросил его налить еще вина. Сиделку тамерец выгнал, сказав, что не так уж дурно себя чувствует, чтоб вокруг него хлопотали женщины. — В самом центре страны…

— Граф Къела. Вы не поняли. — Темные глаза тамерца, обведенные синеватыми кругами, смотрели печально и удивленно. — Убить хотели вас.

— Баронесса, просыпайтесь, господин управляющий просит…

— Умом он рехнулся, что ли? — пробурчала Марта, глядя на полураскрытые ставни. До рассвета еще было далеко. — Где горит-то?

— Говорит, что дело важное… лица-то на нем нет, на сударе Хенрике, как есть — нет!

— Платье подай, — приказала Марта, садясь на постели и раздумывая над тем, куда управляющий подевал лицо. В карты проиграл? Пропил? Уронил по дороге? Лицо на Хенрике обнаружилось в наличии — широкое, красноватое и слегка оплывшее, то самое, что управляющий замка таскал на голове уже лет пятьдесят.

Обнаружился также охотничий костюм со штанами, по колено заляпанными грязью — не различишь, где штаны, где сапоги, — да и плащ понизу тоже был угваздан глиной.

— Откуда ты такой? — спросила Марта. — И куда меня потащишь?

— С берега за Роленой. Воля ваша, хоть казните, госпожа баронесса, а взглянуть вам надо.

— На что взглянуть? На Ролену?

— Надо вам посмотреть, госпожа баронесса, надо! За приставом послали уж, за священником, а вам тоже надо… — бормотал, тряся толстыми щеками, Хенрик.

— Ты мне не финти! — разозлилась Марта. — Поднял впотьмах, так говори, зачем?

— Утопленников там нашли. К берегу лодку прибило.

— Утопленников?! Ополоумел или перепил вчера? Утопленников я не видала, что ли?

— Непростые то утопленники… — тоскливо изрек Хенрик и поджал губы.

— Не простые? А какие? Золотые? Кто ж такой у нас потоп-то?

— Дождь был. Карета не пройдет, — невпопад ответил Хенрик, и Марта опешила.

Дождь идет пятый день — нашел, чем удивить. Что предупредил — так хорошо. Что на лошадь садиться придется — так плохо, конечно. Но все равно, что такого случилось за Роленой? Марта открыла шкафчик, достала две рюмки, рукавом смахнула пыль. Потом вытащила пузатую зеленоватую бутылку, в которой на дне плавал длинный огандский перчик, плеснула настойку по рюмкам, одну сунула в руки Хенрику.

— Закусить, прости, нечем — не держу. Хенрик залпом осушил рюмку, крякнул, вздрогнул, когда огненное пойло докатилось до желудка, и выдохнул. На лице постепенно проступал присущий управляющему здравый смысл.

— Теперь рассказывай заново, — приказала баронесса. — Что за утопленники, с чего тебя так растаращило?

— Лодку приливом выкинуло в устье Ролены, на тот берег. Как раз там, где пирс. Лодка не наша, утопленники — тоже не наши.

— Тамерские?

— Наверняка, — кивнул Хенрик. — Стриженые, в обносках.