— На кого ты похожа? — скрученный артритом палец Риммы Георгиевны уткнулся в узкую полоску Яниного живота, что фривольно виднелся из-под короткого ярко-красного свитера. "Лучше б на декольте Макаровой внимание обратила, там приличием и близко не пахнет!" — мысленно оскорбилась она, стараясь не слишком тушеваться перед скандальной историчкой. (Со своими-то, домашними, она героиня, каких поискать, Индира Ганди вкупе с Жанной д'Арк — мелет языком почище мельницы! Зато перед чужими нет-нет да и нападет позорный столбняк, вон как сейчас…)

— Форма одежды свободная! — подоспела на выручку Юлька и незаметно Яне подмигнула — мол, не дрейфь, сейчас уладим в лучшем виде.

— Директор разрешил, — с железной убежденностью заявила Маша, тоже подвигаясь поближе к подруге. У Яны от избытка самых разнообразных чувств зачесалось в носу: вот ведь девчонки, не дают в обиду! Римма Георгиевна не нашлась, что на Машкин веский довод возразить, только мученически вздохнула:

— Как же раньше было хорошо! Школьная форма, белые блузочки, все по-человечески… — и тяжелой утиной походкой направилась к учительскому столу, обеими руками прижимая к животу классный журнал.

— Ага, щас! — негодующе фыркнула ей вслед Юлька — правда, уже с безопасного расстояния: — Белые блузочки!..

— Ну! Убиться веником, — подтвердила Машка.

Если совсем уж честно, официального разрешения на всякие вольности в одежде Михаил Васильевич, их директор, пока вроде не давал. Но ведь не запретил же! А раз не запретил, то значит, разрешил. Логично? Логично.

Пару на этот раз никто не схлопотал, контрольной тоже не планировалось, и даже в коридор никто из "ашек" не был выдворен с позором. Зато Янке пришлось минут двадцать промаяться у доски, отстреливаясь сразу за всех: Римма устроила допрос с пристрастием, причем не только по сегодняшней теме, но и по трем прошлым с начала года. А Яна в последнее время учебники раскрывала только в целях развлечения, и заданные параграфы читала через строчку по диагонали (обычно в маршрутке по дороге в лицей).

Заслышав первый же Риммин вопрос, она начала покрываться холодным потом: "Что стало предпосылками введения в Советской России НЭПа — новой экономической политики?" (То есть предполагалось, что их, предпосылок, несколько, если не целый десяток!) Янка замерла у доски как истукан, чувствуя, что вот-вот начнут трястись от нервной дрожи руки. Историчка коварно улыбнулась, с видимым удовольствием встряхнула серебряной, оттенка соли с перцем, головой и вот уже нацеливалась в журнале на ее фамилию:

— Ну что, Вишневская…

И тут случился инсайт, озарение, просветление мозгов — называй как хочешь! У Янки перед глазами (от пережитого стресса, не иначе) поплыли фотографически четкие строчки из учебника истории, который успела перелистнуть в автобусе, и как раз из нужного параграфа!.. Не успев сориентироваться и хоть как-то перефразировать этот чудом возникший текст, холодея от мысли, что он вот-вот исчезнет, Янка едва не взахлеб затарахтела плоским казенным языком:

— К началу двадцатых годов прошлого столетия особенно остро встала проблема нехватки продовольствия…

Надо было видеть выражение Римминого лица, когда Яна оттарабанила без передышки всю страницу, только от зубов отскакивало! Вот это было зрелище!

— Ну, Вишневская… Умеешь, если захочешь, — после долгой паузы протрубила зычно историчка. — Только в следующий раз попробуй своими словами, дословно зазубривать не надо. Мы ведь не в казарме.

"Неужели?.." — чуть не вырвалось у Яны, но она вовремя придержала язык и скромно потупила глаза, пряча нервную улыбку. На первом ряду у двери, где располагается обычно Макарова со своими "фрейлинами", кто-то неуверенно хихикнул, но остальные не проронили ни звука. И физиономии у "ашников" были такие ошарашенные, каких Янка давно уже не видела…

— Садись, восемнадцать, — с сожалением объявила Римма Георгиевна. (Ишь ты, еще и пятерку поставила! Если быть совсем уж точной, пять с минусом, двадцати-балльная ведь система.)

— Ты чё, заболела? — шепотом встретила ее Галька, вытянувшись за партой, и выразительно округлила густо накрашенные темно-серыми тенями глаза Клеопатры.

— Я ничего не учила, — еле слышно пробормотала Яна.

— А как же… — Галя запнулась, затем просияла и круто развернулась назад к Юльке с Машенцией, только стул натужно заскрипел:

— Она ничего не учила!

— О-ба-на! — протянула Юлька с восхищением. — Что, честно?.. — И, не дождавшись ответа, передала дальше по беспроволочному телефону, разворачиваясь во все стороны, как тарелка спутниковой антенны:

— Она ничего не учила!

И пронеслось-прошелестело по классу… Кажется, даже Римма Георгиевна расслышала, но не стала разбираться, что да как — скорей всего, надоело уже с ними возиться.

А Яна потихоньку приходила в себя. Первый раж и глупое смешное торжество — еще бы, утерла всем носы! — с поразительной быстротой исчезли, в голове маленько прояснилось. И, как это обычно с ней случается, маятник эмоций качнулся в противоположную сторону, принялась себя всячески шпынять: ну и наломала же дров, как еще утром грозилась! Умница, дальше некуда!.. Мало того, что засветилась при всех со своими — непонятными ей самой — способностями (папа ведь именно об этом предупреждал — "не высовывайся"!), так ко всему прочему еще и пришлось выкручиваться обманным путем. История-то раньше была у нее любимой, а тут почти по шпаргалке… Позор, что еще на это скажешь! Янка с трудом утешила себя хилой отговоркой, что с учебником в этом году не повезло, слишком деревянный: максимум пара абзацев, и она уже спит беспробудным сном. (Если его составляли, чтоб отбить у учащихся на корню любой интерес к истории, то миссия удалась на двадцать с плюсом.)