— С чего такой странный вывод?

— Он знает о вас всё. А много ли знаете о нём вы? Знаете ли, о чём он молчит? О чём мечтает? Что говорит, когда вас нет рядом? И сможете ли вы удержать его, если он захочет уйти?

Таша не видела, но чувствовала его взгляд — почти физически.

— Арон меня не бросит.

— Ему открыты такие дали, о которых мы можем лишь догадываться. Душа его бродит по одному ему ведомым тропам. Вы никогда не сможете последовать за ним в те края. Там никому его не найти. И там вам его не нагнать.

…ночной лес, умирающий костёр, мужчина, лежащий по ту сторону…

Её ресницы дрогнули:

— Арон меня не бросит. Я ему верю.

— Верите. О, да, — мягкий смешок, — и любите, будто вечность знаете.

— Люблю, конечно.

— Конечно?

— Я всегда хотела, чтобы у меня был отец. Такой.

— Отец, значит. И чем же он такой?

— Всем. Если б вы знали, какой это человек, вы бы не говорили с таким… вежливым сомнением. За несколько дней он умудрился спасти мне жизнь столько раз, что если б я решила подсчитать, то сбилась со счёта, наверное.

— И с чего вы взяли, что не принимаете за любовь чувство благодарности?

Пришла очередь Таши барабанить пальцами — по подлокотнику кресла:

— А разве любая любовь не включает в себя чувство благодарности? Благодарность за то, что присутствие рядом любимого человека приносит тебе счастье?

— В любви благодарность — примесь, не больше… Однако это всё лирические отступления, — Алексас подался вперёд, и в голосе его зазвучали проникновенные нотки. — Таша, я понимаю, что вам хочется ему верить. Но я на вашем месте не был бы столь опрометчив.

— Однако, — Таша вскинула подбородок, — вы не на моём месте

— Таша, он — эмпат. Он прочитал вас, как открытую книгу, и предстал перед вами таким, каким вы хотели его видеть. Ему это нетрудно. У таких, как он, душа плавкая, как глина. Даже его глаза, эти извечные "зеркала души"… Ведь у него глаза — изменчивые. Можно ли доверять человеку, душа которого меняется в зависимости от погоды?

— Вы видите, что они изменчивые. А я вижу, что светлые и прозрачные. И светящиеся изнутри. И… чистые. Да. Как небо.

Он вглядывался в её глаза, и радужки его отливали зимними сумерками.

— Да, — наконец безо всякого выражения произнёс Алексас, — хорошо он вас… обработал, — он помолчал. — Но отчего, интересно… почему мне кажется, что вы не знаете…

Юноша вдруг запнулся, глотнув губами воздух, зажмурился, потряс головой…

…и открыл глаза — Джеми.

— А говорил я, что ничего не выйдет, — неожиданно ехидно подытожил мальчишка. Взглянул на часы и добавил, — кстати, если не ошибаюсь, пора подлечиваться.

На радостях от того, что Джеми не стал подхватывать за братом допросную эстафету, Таша даже соизволила встать и самолично налить ему "микстуру".

— Да уж, не шоколадка, конечно, — осушив чашку до дна и покривившись, констатировал тот. Помолчал, отставил кружку — и с бесконечной печалью в голосе молвил, — интересно всё-таки, с какого перепугу Богине пришло в голову распорядиться так, чтобы из всех обитателей этого ксашевого Королевства первыми по той ксашевой дороге проскакала именно ваша ксашева лошадь?

— Лошадь, на минутку, не ксашева, а моя, — с прозвучавшей в голосе прохладцей морозного утра уточнила Таша. — На вторую минутку — думаю, далеко не все бы отнеслись с таким снисхождением к члену Жураг Нара…

— Далеко не все бы узнали, кто я.

— …а на третью минутку — если не ошибаюсь, вы, вьюноша, мечтали спасать попавших в беду дев. Так что тебя не устраивает?

— Что всё это оказалось совсем не так, как в легендах.

— Что "это"?

— Рыцарство, — Джеми устало откинулся на спинку стула. — В легендах всё так… красиво. Битвы, подвиги, верные друзья, прекрасные дамы, коварные злодеи, неизменная победа добра над злом… И, насколько я помню, нигде не описывалось, чтобы рыцари загибались в избушке на болоте от передозировки галлюциногенной пыльцы, а передозировка оная произошла, потому что пресловутый рыцарь выручал из беды порождение Мрак.

— Представь, что я принцесса, — Таша хмыкнула, — и гордись своей смертью при совершении подвига.

— В том-то всё и дело, что ты не принцесса.

— Уверен?

— Неудачная шутка… Ну вот, пока ты на полке шарила, ещё что-то и уронила.

— Где?

— А вот, перстень на полу валяется, — Джеми шустро нагнулся, подхватывая серебряный перстень-печатку. — Что хоть за… грифон?! Это же… это же символ Бьорков!!

Таша ойкнула — в руках у Джеми был мамин перстень.

"…и как он умудрился из сумки выпасть?!"