— Без сдачи, — Милка швырнула деньги опешившему таксисту, хлопнула дверцей машины и мухой взлетела на свой этаж, словно за ней гнались привидения. И только у двери, ковыряя ключом в замке, успокоилась. А что такого страшного произошло? Камешки появились? Так оставь на память. Память о чем? О чем?

Войдя в квартиру, без сил опустилась на пол. Глаза слипались. Молнией промелькнула мысль, что с каждым сном в её жизнь возвращается нечто, что казалось потерянным навсегда, что оставило вместо себя тугое кольцо безнадеги и глухой тоски. А ведь и правда, из мрачного подземелья она выбралась только благодаря своему упрямству, наперекор чувствам и желаниям, которых и не осталось-то вовсе, которые как-то враз кончились с памятным щелчком окованного железом хлыста, разлетелись по каменным плитам пола радужной россыпью. Милка вспомнила холодный изучающий взгляд Андрея (Андрея ли?), когда она просила помощи. В ожидании удара девушка сжалась, ненависть лавой вскипела в крови…

…лезвие изогнутого клинка вжикнуло по бородавчатой шкуре, едва не выскользнув из мокрой ладони. Нависающая над головой туша откачнулась назад, из разверстой раны на шее толчками хлестнула буро-зеленая жидкость. Меч заплясал, вырываясь из руки, словно хотел напиться крови поверженного врага. Милка не стала противиться, для заговоренных мечей подпитаться энергией смерти в самый раз, злее будут. Подойдя к завалившемуся на бок чудовищу, глубоко вонзила тускло мерцающий меч в едва сочащийся разрез. Фонтанирующий выплеск ударил в лицо. Милка с омерзением отерлась рукой, не обращая внимания на то, что, касаясь её, буро-зеленые вязкие капли твердеют, падая на землю черными стекловидными камешками, что место боя усыпано похрустывающими под сапогами угольными бусинами. С тревогой оглянулась — расслабляться рано, эти твари никогда не ходят по одному.

Ну, вот, накаркала! Оглушительный треск веток вдалеке заставил напрячься. Милка торопливо сдернула с пояса рог. Душераздирающий низкий звук поплыл над лесом, оповещая Братство о вторжении. Может, услышат, успеют, но скорей всего — нет, слишком далеко забрела она в лес. Ненависть багровым туманом заволокла глаза, когда свора нечисть, нервно подергивая вывернутыми ноздрями, выперлась на поляну. "Сссволочи, на запах идут…" — Меч дернулся в руке, чуя кровавую жатву. Милка нащупала хороший упор для полусогнутых ног, мысленно попросила прощения у всех, кого невзначай обидела и нанесла первый рубящий удар.

Она вертелась юлой, нанося и отражая удары, ускользая от захвата длинноруких сутулых тварей. Чересчур их много, долго не выстоять. Раньше боялись лезть в наш лес, погань тошнотная! Что, осмелели, решили тихой сапой на Братство двинуть? Или вождь стоящий появился? А ведь и, правда, дело нечисто. Жаль, не успею известить содружников. Милка жадно хватала ртом воздух в краткие мгновения передышки. Умаялась, а меч заговоренный в живой руке должен быть, в мертвой и готская волшба бессильна, поднатужимся.

Паскудный удар по затылку швырнул вперед. Девушка поскользнулась на мокрой от крови траве, потеряв опору, с размаху грохнулась оземь. Меч вылетел из разом ослабевших рук. Только и успела в последний момент, что прошептать "В битве…", да сгрести в кулак горсть родной земли…

Распластанная, как лягушка, Милка застонала, пытаясь собрать конечности в кучу. Когда это удалось, тяжело села, опершись спиной о стену. Трещала голова, дико ломил затылок, ныли натруженные мышцы. Черт, черт, черт! Милка смотрела на глянцево-черные окатыши обсидиана и думала, что цена этим камням жизнь, жизнь неведомой девы-воительницы. Вот только при чем здесь она, Милка?

* * * * *

— Понимаешь, Тань, — захлебываясь словами, частила Милка, — я думала, что схожу с ума. Я боялась выйти из дома. Представь, я все время засыпала в самых невероятных местах, а потом на меня накатывали видения-воспоминания. И, главное, всякий раз, очнувшись, я находила камешки. Везде, где только можно. Вот эти, например, я выдавила из тюбика с зубной пастой.

Она раскрыла довольно объемистую косметичку и, пошурудив в ней, вытащила сиреневые аметисты (аметисты даже я ни с чем не спутаю), сунула мне их под нос.

— Посмотри сама, — предложила Милка, — видишь, словно фиолетовые искорки в середине. А сами камни, смотри, как переливаются. А вот ещё…

На обеденном столе выросла кучка всевозможных камешков разных размеров. Я, как курица в поисках золотого зернышка, принялась сортировать их.

— Что ищешь? — поинтересовалась Милка.

— Бриллианты.

— Не старайся, — она махнула рукой, — здесь только полудрагоценные, так называемые самоцветы, но и они уникальны.

— Почему?

— Ни одного скола, редкой красоты камни, своего рода раритеты. Ты же знаешь, я в камнях разбираюсь.

— И что с ними делать?

— Не знаю, — растерялась Милка, — я думала, ты что-либо присоветуешь.

— Я?

— Извините, что вмешиваюсь, — мужской голос влез в наш беспредметный разговор, — но…

— Делеор! — побледнела подруга.

— Макинтош! — слегка отстав от Милки, крикнула я. Признаться, после Милкиных сумбурных пассажей я совсем забыла о своем неразговорчивом госте.

А он стоял, опершись о косяк двери, небрежно сложив руки на груди, и разглядывал нас обоих. Интересно, как долго он за нами наблюдал? И сколько слышал? А, впрочем, какая разница…