Шрифт:
С караваном Кремня шли несколько путников: кому нужно было в Светлогорье, кому — в лежащие по дороге селения. Был среди них мужик, Зор-каменщик, с дочерью лет десяти с небольшим, Пеночкой. Жена Зора давно умерла, и он не первый год бродил из города в город, перебиваясь непродолжительными работами. В столицу Светаны его погнал слух о том, что недавно женившийся король собирается возводить новый дворец для молодой супруги. Известие походило на правду (светанский король действительно недавно женился) и давало надежду на спокойную и сытную жизнь в течение нескольких лет.
Я не стремился к общению с кем бы то ни было из каравана — не до того. Где-то внутри все явственней ворочалась тревога, подгоняя не слишком успешный труд по выламыванию отцовского наследства. Чтобы не вызывать подозрений, приходилось, конечно, какое-то время проводить среди людей, но тут на меня наседал либо Корень со своим занудством, либо Эрика с вопросами, новостями и впечатлениями.
Айрица определенно находила удовольствие в моем обществе. Полное имя братца, казалось, позабыла напрочь, от него остался только первый слог. И даже не просто Тим, а Ти-им — сестренка растягивала с неповторимой интонацией, и, признаюсь, звучало это очень мило. У Корня, когда он бывал рядом и слышал ее "Ти-им" рожу перекашивало, будто зуб болел. Гримасы друга, что скрывать, доставляли не меньшее удовольствие, чем болтовня с Эрикой.
Сестренка быстро подружилась с Пеночкой. Дочка каменщика не отличалась красотой: худенькая, довольно высокая для своих лет, нескладная и угловатая, волосы жидкие, светлые с рыжиной, лицо в блеклых, почти желтых веснушках, увы, не добавлявших ей очарования, только беззащитности. Несмотря на, скажем прямо, не радующую глаз внешность, Пеночка была милой девочкой кроткого нрава, а ее робость исчезала бесследно, стоило ей начать петь. Голосок не слишком сильный, зато для уха приятный и мелодию ведет отменно. Мужики из охраны и те заслушивались.
Эрика сразу заметила, что девчушка смотрит на нее с восхищением, но боится подойти к взрослой красавице, и сама, осторожно, исподволь, завязала дружбу. Мне призналась, что Пеночка привлекла своей "нечеловеческой", по выражению сестренки, невинностью, а с ее отцом айрица вела долгие разговоры о зодчестве. Вернее, говорил Зор, с удовольствием рассказывая о любимом деле, Эрика все больше спрашивала — в Зеленях-то дома из камня не кладут. Не знаю, много ли она понимала из объяснений каменщика — я особо не вслушивался, но то, что долетало до ушей, казалось заумным и скучным. Может, потому что строительство никогда не увлекало. Шалаш из веток могу сложить, чтобы в лесу переночевать, а большее на кой бродяге сдалось?
Пеночка, к моему несказанному удивлению, очень быстро поладила не только с Эрикой, но и с Корнем (перед остальными вооруженными мужиками она страшно робела). Айр относился к ней, как к ручной пичуге или котенку: не упускал возможности потрепать по голове или угостить лакомым кусочком, прибереженным нарочно для такого случая. Сестренка, глядя на эту трогательную дружбу, даже стала меньше язвить Корешка.
— Ты, я смотрю, потихоньку овладеваешь человечьими хитростями, — сказал я ему как-то на привале, когда Эрика с Пеночкой отошли к речке сполоснуть миски.
— Ты это к чему? — друг очень похоже изобразил удивление, еще сильнее вырастая в моих глазах.
— К тому, что бабу проще всего к себе расположить, проявив доброту к ее детенышу. Сестренка с Пеночкой чуть не с самого Уста носится, и ты взялся девчонку опекать.
— Теперь и я имею полное право сказать: дурак ты, дружочек, — рассердился Корень. — Это мне еще повезло, что в дурную башку не стукнуло, будто я малолеток люблю.
— Так ты из врожденной праведности малышку опекаешь?
— Она напоминает мне младших сестренок. Тех самых, которые деда веночками украшали, — мрачно пояснил айр.
Оставалось только покивать понимающе, хотя я по-прежнему оставался в недоумении. Вряд ли сестры Корня такие невзрачные, учитывая, что у их отца только одна жена, а сам друг заслуженно притягивает женские взоры. Скромным характером айрицы не отличались, и я никак не мог уловить сходства нелюдей с серенькой Пеночкой, в моих глазах очень похожей на эту самую птичку. Роднила их разве что неиспорченность.
Граница Светаны осталась позади, мы все ближе подходили к Светлогорью. Бескрайние степи Ветлужа закончились, я вздохнул с облегчением: различать сны и явь станет проще. Может, со временем странное ощущение нереальности перестанет посещать меня в настоящей степи, а в последние недели, когда я пытался спать чуть ли не круглыми сутками, дабы иметь возможность выламывать клятый куст, оно преследовало постоянно. Кончилось тем, что ночами, когда Малинка засыпала, меня выкидывало из моей личной солнечной степи, я открывал глаза в ветлужской и часами лежал, всматриваясь в звездое небо, прислушиваясь к неясным звукам дремлющего мира. Раза два слышал неясный женский плач, от которого коченели руки и ноги, а сердце начинало ныть так, что больно было воздохнуть. Не эти ли призрачные звуки напугали мою девочку тогда, в тумане? Очень похоже, ведь с караваном идут только две женщины: Эрика и Пеночка, но сестренка слез не льет, это я знал точно, потому как всегда спал рядом с ней. Дочка же каменщика вряд ли может рыдать столь безысходно — сладенькая права, дети так не плачут, да и красных глаз поутру я у малышки ни разу не видел.