Ну, кто попробует отрицать, что после всего этого аспирант Зуев не ушел из мартьяновского кабинета счастливый. Да, счастливый, сияющий, растрепанный от переполнения чувств. Что же еще может с этим сравниться, когда человек имеет право сказать: «Моя система»!

Ну вот, главное теперь решено. И устройство памяти. И генератор конституентов. В принципе решено. Теперь можно приступать к следующему шагу. Создавать настоящий опытный экземпляр. Макет. На четыре элемента.

— Давайте, Алеша!..

Эту телеграмму Мартьянов получил, когда вернулся с Наташей на базу. Они пришли к вечеру после похода в горы, неся свои рюкзаки, с облупленными от солнца носами, несмотря на войлочные шляпы, блаженно усталые, мечтая принять горячий душ и слопать все, что подадут за ужином, и если можно, то еще вдвойне.

Они были там, наверху. Там, в горной тишине, лежат два озера-близнеца, неподвижных, круглых, как водяное око, и если смотреть с узкого между ними гребня, то справа глубина будет совсем изумрудно-зеленой, а слева — почти черной. Ради этого стоит полезть!

Они поднимались и выше после ночи, проведенной в спальных мешках. (У него — тот, давний, верный мешок, в котором он ехал еще в морозном вагоне в прифронтовую Москву зимой сорок первого.) Поднимались, чтобы увидеть восход. Главный хребет стоял перед ними, раскинув громады вечных снегов. Тень ночи лежала еще повсюду. И только белый конус, самый далекий, как бы плывущий над всем темным каменным морем, горел уже нежно-розовым заревом — первый отблеск пожара Вселенной.

Мартьянов с упоением щелкал аппаратом, выбирая эффектные точки. А Наташа кричала ему:

— Да брось ты свою механику! Ты погляди, только погляди!..

Потом вниз, вниз — поспеть обратно до вечера.

Ему ничего нельзя было лучше придумать. Для отдыха, для того чтобы отойти от своих институтских дел, от лаборатории, от лекций и консультаций, от семинаров и совещаний… и, наконец, от своих реле. Забыть про все, кроме того, что есть за этими долинами и перевалами таинственные уголки, куда хочется, куда надо непременно попасть.

Особенно он любил этот горный лагерь, где собираются ученые, бегущие сюда хоть ненадолго от своих собственных идей, где все спят в палатках, доктора наук и начинающие доценты, где все куда-то топают и куда-то лезут, и академики гордятся своими восхождениями не меньше, чем своими научными заслугами, где стараются не говорить ни о чем серьезном, а если уж и зайдет такой разговор вокруг вечерней коптилки, то напоминает он тот вольный круглый стол науки, за который стоит садиться только, по словам отца кибернетики, «без амбиций и напыщенности». Блаженное местечко!

Когда им случалось попасть для отдыха в какой-нибудь санаторий, Мартьянов уже через неделю начинал томиться, очень томиться. И все спрашивал Наташу: «А сколько нам здесь еще осталось?» В горах он об этом не спрашивал. Там время течет по-другому.

Но вот телеграмма. Телеграмма была от Зуева.

«Макет готов приступаю испытаниям желаю хорошего отдыха».

Кто знает Мартьянова, тот поймет, сколько лукавства вложил аспирант в последнюю фразу. На другой день Мартьянов спросил Наташу:

— А сколько нам здесь еще осталось?

Со стенда в аспирантской глядел на Мартьянова черный полированный ящик размерами с телевизор или приемник. Макет, выполненный по схемам и чертежам лаборатории внизу, в институтских мастерских. Аккуратно отделанный, весь какой-то опрятный, особенно после того, что здесь было все время грубо наворочено в порядке эксперимента на лабораторном зуевском столе.

Первый опытный экземпляр их логической машины. Для анализа релейных схем. На четыре элемента.

По фасаду машины — обычное для современной аппаратуры стеклометаллопластмассовое оперение. Ламповые глазочки, ключики и тумблеры, гнезда для штепселей… Но не следует забывать, сколько лабораторных терзаний стояло за каждым из таких наборов стандартных деталей.

Зуев повернул ящик так, чтобы можно было легко заглядывать и спереди и сзади. И снял еще задний щиток, открыв доступ, так сказать, с черного хода. Их-то как раз интересовало, как действует внутри вся эта релейная начинка. Ряды катушек с бляшками магнитных якорей, вытянутые пружинки контактов… Их железная логика.

Зуев набрал для, примера схему, втыкая головки штепселей в разные гнезда, — схема, которую надо проанализировать.

Нажал кнопку «пуск».

Что-то тихо будто зашевелилось, задышало внутри, что можно было уловить, пожалуй, не столько на слух или на глаз, а на какое-то чутье воображения. Оно подсказало, что началось… Генератор импульсов посылает уже свои толчки — тик-так-тик…

— Чирикает! — предостерегающе поднял палец Зуев, как бы охраняя эту неслышную птичью песню.

И тотчас же внизу по фасаду машины засветила короткая строчка лампочек. Генератор конституентов успел уже втихомолку перебрать несколько комбинаций, а блок сравнения сличить их с тем, что набрано по схеме на гнездах. Железная логика мгновенно сработала и вот уже выдала результат на лампочках. Есть цепь! При данной комбинации в схеме образуется замкнутая цепь. Логическая единица.