С контактной гребенкой можно связать все печи в цехе, штук пятнадцать подряд. И все они по очереди будут автоматически разыгрывать на ее клавиатуре свои температурные прелюдии. Как по нотам. Каждые полминуты шаговый переключатель замыкает очередное реле, и автомат опрашивает следующую печь. А через полминуты еще следующую… Теперь закладывайте ваши противни с гильзами, и уж хотите или не хотите, а печи не дадут прозевать — сами заголосят.

И пусть тогда технолог попробует поддевать — «наука»! Только вот еще осталось последнее…

Это последнее как раз и застопорилось напоследок. Релейный узел. Полтора десятка реле, осуществляющих все необходимые переключения одно за другим. Уже конструкторы из проектного бюро выпускали кальки на то, что было в лаборатории заложено и проверено. Проектное бюро очутилось в сумятице эвакуации в том же городке, и мартьяновский институт пытался использовать при случае его уцелевшие конструкторские силы. А бюро, загруженное разными заказами, всегда не хотело ничего ждать и всегда заставляло ждать себя, скупилось на своих людей. Уже Вадим Карпенко вместе с конструктором, которого удалось все же отвоевать и которого теперь никак нельзя было упустить, сидели невылазно на патронном заводе, следя за подводкой, монтируя готовые детали и вкушая все прелести характера заводского технолога. Скорее, скорее!..

А релейный узел, который, собственно, и должен управлять «всей музыкой», производя серию включений и отключений, — релейный узел грозил сорвать все дело.

Всякий раз, как Володя объявлял над схемой узла:

— Да будет точка! — и театрально произносил: — Amen! — воображая, что изъясняется на латыни, Мартьянов обязательно к чему-нибудь в схеме прицеплялся, отвечая в тон:

— Аминь, рассыпься! — и как будто даже не без удовольствия.

Опять перетасовка. Опять все рассыпать и собирать заново. Упрямый релейный узел перекочевывал с монтажного стола на грифельную доску, принимая снова и снова под мелком Мартьянова десятки различных переодеваний. Вариант седьмой, вариант восьмой, вариант энный по счету… И все для того, чтобы полтора десятка реле совершали в нужном порядке нужную гамму переключений. Ступеньки автоматического действия. Молоточек, насаженный на стрелку гальванометра, падает, ударяя по клавише контактной гребенки. Мгновенное сравнение показаний температуры. Молоточек поднимается. Переключение на другую печь… А если отклонение, то последовательность другая. А если в чем неисправность, то последовательность еще другая… Семь ступеней, семь последовательных шагов. До, ре, ми, фа, соль, ля, си — что должны отбивать эти реле, перебирая лапками контактов.

Беда-то в том, что для такого узла нужны были бы реле с большим числом пружинных контактов. Ну, не менее десятка на каждом реле. Тогда проще разыграть гамму переключений. А в лаборатории остались только реле с пятью-шестью контак тами, не больше, — только то, что успели прихватить из Москвы. И где теперь возьмешь другие? Их не купить, не выписать теперь, когда война. Изволь изворачиваться. Решать то же, но так, чтобы навести в схеме узла жесточайшую экономию, найти вариант с наименьшим числом контактов. Вот и стратегия!

— «А вы ноктюрн сыграть могли бы на флейте водосточных труб?» — декламировал Володя, возлагая на плечи Маяковского всю тяжесть своего иронически раздраженного состояния.

Мартьянов не отозвался, будто не слышал, погруженный в схемную неразбериху на доске. Медленное, томительное прослеживание по жилам и косточкам электрических соединений. А сам говорил: «Там ждут».

Он уже успел после настойчивых вызовов из коридора стать снова председателем месткома и снова уже под вечер вернуться в лабораторию, чтобы не упустить вожжей этого проклятого узла. И снова стучал неистово мелом по доске, будто в дверь, за которой должен скрываться наилучший ответ.

— Григорий Иванович! — тихо позвал Володя, так тихо, что Мартьянов сразу услышал и обернулся. — А вам не хочется, никогда не хочется… послать все это к черту? — спросил Володя.

Мартьянов посмотрел внимательно на молодого «теоретика», на выражение его окуляров и вдруг рассмеялся:

— Поверьте, хочется, очень хочется… Но… Я же спать не буду! Вдруг может выйти что-нибудь лучше. А мы упустим.

— Ну, лучшее — враг хорошего, — философически заметил Володя.

— С такой логикой в науку не ходят! — резко сказал Мартьянов.

Он теперь всюду сворачивал на свою излюбленную логику. Не мог с ней расстаться. Дома у изголовья своей койки держал всегда под рукой старый университетский курс «Логики» и перелистывал, находя в этом способ бороться с усталостью. И даже пробовал в спорах с Наташей применять аппарат логических доказательств, хотя, увы, женская логика часто опрокидывала его математические выверенные умозаключения. Так что и в этом смысле ему следовало бы еще подковаться.

— Григорий Иванович, — опять тихо позвал Володя, — а почему бы вам не попробовать? Взять этот узел алгеброй.

— Ну уж ваша алгебра! — совсем нелогично отрезал Мартьянов.

— Мы столько уже возимся с узлом. Хуже не будет, — сказал Володя.

— Ну хорошо! — почти грозно сказал Мартьянов. — Если уж так приспичило.

Он стер все, что было нарисовано на доске — энный вариант скелета схемы, — и схватился за мелок. Какое-то мгновение стоял он перед доской, неподвижно, словно собираясь с духом. Потом поднял руку.

— Итак, — произнес он наконец, — рассуждаем заново. Условия работы узла. Какие цепи нужны, чтобы сработал исполнительный элемент, в нашем случае одно из двух реле, включающих сигнальные лампочки? Берем сначала в любом порядке, лишь бы отвечало тому, что ищем, — замкнутую цепь. Для этого, очевидно, должны замкнуться контакт первый, контакт четвертый, контакт седьмой… Последовательное соединение. Отсюда пишем… Буквы элементов. Знак умножения… А-а, черт!..