Шрифт:
Синеватая жилка напряженно выступала на его обтянутом виске.
— Да и вы не помолодели, — с обычной своей едкостью заметил схемист, глядя на реденькую, с заездами прическу Мартьянова. — Стареем, стареем… — с удовольствием повторил он. — Вот только как будут после нас? — положил сухую ладонь на гору папок.
— Собираетесь оставить в наследство? — спросил Мартьянов.
— Э-э, а наследники-то где? — проворчал схемист. — Все скороспелки! Пусть сами сначала всё пройдут, как мы с вами.
— Каждый раз все сначала? Никаких уроков, никаких выводов?
— Урок один. На боженьку надейся, а сам не плошай.
— Слабое напутствие!
— А вы можете предложить что-нибудь лучшее? — с нескрываемой усмешкой повторил схемист свой старый вопрос, с которым он встретил тогда Мартьянова, почти десять лет назад.
— Могу, — ответил Мартьянов. — Теперь могу.
Его рассказ об алгебре логики, о научной релейной методике схемист слушал не шевелясь, глядя упорно перед собой. Лишь изредка косился он, когда Мартьянов писал для наглядности на бумажке. Под конец старый специалист стал поигрывать нервно линеечкой, крутя ее в руках. Открыл ящик стола, пошарил в глубине и вынул пачечку. Пачку папирос, видимо потаенную, оставшуюся от прежнего. Сорвал бандерольку нетерпеливо… и задымил. Как прежде, разминая в пальцах табак.
— Что же вы хотите? — спросил он враждебно.
— Вашего мнения.
Схемист фыркнул неопределенно и глубоко затянулся. — А еще что? — спросил он.
— Хочу предложить этот метод…
— Кому предложить?
— Кому? Вам, всем, кто имеет дело со схемами. — Мартьянов почувствовал, что он отвечает, как на экзамене.
— Спасибо за заботу! — съязвил схемист. — Я уж стар стал, чтобы все отбросить и садиться снова за парту. Изучать эту вашу китайскую грамоту. Да к чему мне? — самодовольно похлопал он по горке папок.
— А другим?
— Вот вы к другим и обращайтесь. Но кто вам только поверит, этой вашей несусветной алгебре? Гаданье на кофейной гуще!
— Я не верить прошу, — сказал Мартьянов. — Я прошу проверить, убедиться. Я же изложил вам все принципы, на чем это основано.
— Э-э, батенька, хорошими принципами дорога в ад вымощена. Вы на деле докажите.
Он пожевал тонкими сухими губами и вдруг встрепенулся.
— А вот, если угодно… — и вытянул из груды бумаг какое-то описание. — Технические условия на схему пуска электродвигателей. Извольте, покажите, как это будет на ваших формулах.
— Так это не делается налетом, — неловко усмехнулся Мартьянов. — Здесь надо знать специфику…
— То-то и оно! — перебил его схемист. — Я всю жизнь потратил, чтобы знать.
— Не в этом смысле, — пытался объяснить Мартьянов.
— Нет, уж уговаривайте других! — отрезал схемист.
Он столько действительно потратил, что уж не хотел принимать ничего, что было чем-то другим, неизвестным. А может быть, и не мог. Кто знает, кто умеет, тому эти новые выдумки не нужны. А кто не знает и не умеет, тому и сам черт не поможет. Он безнадежно махнул рукой.
Обычно, возвращаясь после всяких деловых посещений, Мартьянов всегда старается пробежаться, разрезая своим увесистым портфелем толпу на тротуарах. А толпа все растет, с каждым месяцем растет. Послевоенная Москва прямо кипит потоками машин, прохожих, приезжих, командировочных, экскурсантов…
И Мартьянов почувствовал, что ему не хочется пробежаться, а тянет, наоборот, после этой беседы со схемистом где-нибудь посидеть, где не так суетливо и шумно, — посидеть и немного отойти. Он вышел на длинный бульвар, еще не просохший от стаявшего снега. Знаменитый бульвар, на котором в давние времена, если судить по литературе, встречались, прогуливаясь, известные писатели, музыканты, художники — из всех старых маленьких переулков, стекавших к этому бульвару. Сейчас здесь было малолюдно. И Мартьянов тяжело опустился на одну из пустых скамеек.
Неужели и он стал уставать — он, Мартьянов? Отчего же? Говорят, весенний перелом влияет. Раньше он не замечал никаких переломов. «С тех пор, как ты связался с этой теорией…» — повторяла не раз Наташа. Еще бы, после такой беседы, как сегодня, или после этого заседания ученого совета в институте…
Вдруг мелькнувшая мысль перебила цепь невеселого раздумья. Заставила выпрямиться, подняла со скамьи. Мартьянов быстро, стремительно зашагал вперед. Рассказать, кому бы рассказать поскорее, какая ему пришла мысль?! Усталости как не бывало.
7
А-а, вот кто может оценить, наверное, эту мысль, понять то, что задумал Мартьянов!
В лаборатории его поджидал Ростовцев. Тот самый, что единственно как-то откликнулся на первое мартьяновское сообщение на ученом совете. Полный, мешковатый, с удобством расположившийся за его письменным столом и погруженный в ожидании в разглядывание какого-то журнала.
И так же спокойно, без излишних предисловий, будто продолжая уже начатую беседу, невозмутимый этот посетитель заговорил о том же, на чем они покончили прошлый раз. О мостиковых соединениях. Сразу вопрос по существу, показывающий, что Ростовцев подходил тогда не зря, думал все это время и прекрасно ухватил общий дух новой методики. Это время он был занят еще и тем, что перебирался в другой научный институт. В институт связи. («А то навестил бы вас и раньше».) Ничего не поделаешь — влюбленный в автоматическую телефонию. А в телефонии без мостиковых схем никуда не двинешься. Мостики и мостики на каждом шагу. А как же их можно все-таки решать алгебраическим путем?