Желание поскорее завершить эту кампанию наталкивается на упорное сопротивление русских, которое день ото дня растет. Конечно, легче всего было приписать отвагу неприятеля укоренившейся в нем неполноценности, непривычным условиям этой страны. Унтер-офицер мотопехоты Вильгельм Прюллер из 9-й танковой дивизии писал 4 июля: «Нам рассказывали страшные вещи о том, как поступают русские с попавшими к ним в плен». 8-я рота его 11-го стрелкового полка была наголову разбита, попав в засаду. Потери — 80 человек убитыми. «Раненые пытались прикладами отбиться от русских, но в итоге и сами погибли». Для антисемита, каковым является Прюллер, враг № 1 — еврей. Как и многие другие солдаты вермахта, Прюллер поразился, увидев женщин в красноармейской форме. В одном из «котлов» им пришлось видеть «женские трупы, раздетые догола и обугленные», они «лежали на обочине дороги у сгоревшего советского танка. Ужас!» И тут же следует вывод: «Нет, те, с кем мы здесь сражаемся — не люди, а животные». Вряд ли эта точка зрения сильно отличается от того, как смотрели американские солдаты на японцев или несколько десятилетий спустя на вьетконговцев во Вьетнаме. Таким образом, мы вновь убеждаемся, что дегуманизация — плод не только тоталитарных государств и обществ. Позже Прюллер пишет о том, что «среди убитых русских было много азиатов, как же отвратительны эти узкоглазые». Прюллер места себе не находил от увиденного в России. В одном из парков Кировограда немецкие солдаты купались в каком-то водоеме. «Удивительное зрелище — русские женщины, ничуть нас не стесняясь, раздевались догола, — писал он. — Некоторые были очень даже ничего, в особенности их груди… Любой бы из нас не отказался. Но стоит присмотреться, как ты видишь, что все они немытые, просто на рвоту тянет. Тут у них сплошное распутство! Отвратительно!»

Танкист Карл Фукс (7-я танковая дивизия) в письме к жене с омерзением описывал советских военнопленных:

«Тут не увидишь мало-мальски привлекательного, умного лица. Сплошная дичь, забитость, ни дать ни взять — дебилы. И вот эта мразь под предводительством жидов и уголовников намеревалась подмять под себя Европу и весь остальной мир. Слава богу, наш фюрер Адольф Гитлер не допустил этого».

В одном из июльских выпусков кинохроники «Германское еженедельное обозрение» были показаны азиатские лица — военнопленные монголы, узбеки и другие. «Вот всего лишь несколько примеров страшного большевистского недочеловека» — так комментировал кадры диктор. Сходные чувства испытывали и некоторые авторы дошедших до нас солдатских писем домой.

«Мы в российской глубинке, в так называемом «раю», куда они призывают нас дезертировать. Здесь царит страшная нужда. Два столетия здесь терзали и угнетали людей. Нет, лучше уж умереть, чем принять муки и нищету, выпавшие на долю этого народа».

Непоколебимая уверенность встретиться в России с «неполноценным» во всех отношениях противником, базировавшаяся исключительно на расистских критериях и подтверждавшаяся первыми днями кампании, постепенно улетучивалась.

В конце июня 1941 года 3-я рота 9-го пехотного полка прочесывала леса северо-восточнее Белостока в районе села Крынки. Молодой лейтенант, командир взвода истребителей танков, несмотря на все увещевания, настаивал на том, чтобы сойти с дороги прочесать чащобу, в которой было полным-полно отбившихся от своих частей русских. Противотанковый взвод вскоре оторвался от поддерживавших его пехотинцев. Вскоре послышались нечеловеческие вопли и отрывистые команды на русском языке. Майор Хефтен, командир роты пехотинцев, приказал срочно отправляться на выручку попавшего в засаду противотанкового взвода. Отряду пехотинцев под командованием фельдфебеля Готфрида Бекера вскоре предстало зрелище, «ужас и нечеловеческая жестокость которого не сразу дошли до нас». Людей стало рвать, когда они увидели, что произошло. «Тут и там на земле лежали окровавленные и конвульсивно подергивающиеся тела». Углубляясь в лес, пехотинцы находили все больше страшных свидетельств.

«У солдат были выдавлены глаза, у некоторых перерезано горло или торчали из груди их же штыки. У других вспороты животы и выпущены внутренности. Кое у кого из несчастных русские отрезали половые органы и выложили им на грудь».

Немцы, словно в трансе выбравшись назад на дорогу, долго не могли прийти в себя от пережитого кошмара. «Скоты», — пробормотал один из них, другого тут же вырвало, третий солдат неподвижно стоял, уставившись в одну точку, и беззвучно плакал. Новость стремительно распространилась по дивизии. Сначала командир полка возражал против «приказа о комиссарах», но после зловещей находки в лесу первый же плененный комиссар был передан военной полиции и расстрелян.

Русский солдат, к которому прежде относились с известной долей уважения, превратился в пугало. И он, в свою очередь, оправдывал собственную жестокость теми злодеяниями, которые немцы творили в отношении русского народа. «Я всегда боялся русских, — признавался немецкий солдат по имени Эрхард Шауман (группа армий «Центр»), — поскольку они всегда казались мне диковатыми». Русские всегда отличались умением поставить природу себе на службу — необозримые леса, топкие болота, — проявляя при этом недюжинные умения ведения ночных боев. «Там, где мы в силу своей цивилизованности оказывались бессильными, — продолжает Шауман, — они реагировали точно дикое зверье». Невежество противника, страх перед ним, в свою очередь, подвигали немцев на бесчеловечность. По словам танкиста Ганса Бекера — «жестокость порождает жестокость». Он считал, что «не может быть оправдания зверствам, совершавшимся в отношении русских». Роланд Кимиг, другой солдат вермахта, размышлял в послевоенные годы:

«Если бы на нас напали, скажем, «русские орды», как на них напали наши «фашистские орды», надо сказать, что мы временами и вели себя подобным образом, так я сражался бы с ними до последнего».

1 июля 1941 года, через 9 дней после начала кампании, 180 человек из 35-го пехотного полка, 119-го пехотного полка и артиллерийских частей в результате внезапной атаки русских попали в плен на Украине в районе дороги Клевань-Бронники. Всем пленным было приказано отойти с дороги в поле и там раздеться догола. Ефрейтор Карл Егер принялся поспешно стаскивать с себя обмундирование. «Нам было велено отдать все ценные вещи, имевшиеся у нас, и вывернуть наизнанку карманы». Как правило, захваченные в плен не заставляют упрашивать себя, поскольку опасаются за жизнь. Раненым было не так легко раздеться. Егер вспоминает, как один унтер-офицер, ефрейтор Курц мучился, пытаясь одной рукой (вторая была ранена) расстегнуть ремень. К ужасу Егера, ефрейтор Курц получил за неповоротливость «удар красноармейским штыком в шею — конец штыка вышел через рот». Остальные в испуге стали раздеваться, невзирая на боль от ран. Еще нескольких солдат красноармейцы подгоняли ударами прикладов в голову. После этого немцев, разбив на группы по 10–15 человек, вывели на дорогу и приказали следовать на север. Многие были полураздеты, а «несколько человек так и шли, в чем мать родила», вспоминает Егер. Старший рядовой пехоты Вильгельм Мецгер вспоминает: «Русские… все у нас отобрали — обручальные кольца, часы, портмоне, форменные знаки различия, а также носки, сапоги, нательные рубахи». Рядовому Герману Хайсу, как и остальным, связали за спиной руки и потом повели куда-то через густой клевер. Хайс:

«Русский солдат ткнул меня штыком в грудь… потом еще раз семь в спину. Я лежал неподвижно, как труп. Русские подумали, что прикончили меня… Я слышал стоны моих товарищей и тут же потерял сознание».

«Внезапно русские открыли по нам огонь», — рассказывает рядовой Михаэль Беер. Автоматные и пулеметные очереди хлестнули по группам полуодетых немецких пленных. Карл Егер, оглянувшись, увидел, что русские расстреливают идущих позади. «Первые выстрелы вызвали панику, и я в суматохе сумел убежать», — говорит Егер. Потом русские стали забрасывать пленных офицеров и унтер-офицеров гранатами. Их всех измочалило осколками.

На следующее утро пехотинцы при поддержке танков 25-й дивизии обнаружили 153 полураздетых трупа. У 14 человек были отрезаны половые органы. Среди убитых обнаружили чудом выжившего тяжелораненого Германа Хайса. Ему была оказана помощь, и он пришел в себя. Большинство из взятых в плен были мертвы, выжили лишь немногие, и то часть их скончалась позже от ран. Выжить удалось лишь двенадцати из 153 солдат.

Подогнали грузовики и погрузили убитых. Неестественно оттопыренные руки и ноги: за сутки тела успели окоченеть. Несчастных похоронили на вновь созданном солдатском кладбище около церкви в Бронниках.