— Жанна, — раздался стук в дверь. — Ты готова? Не терпится увидеть тебя в платье. Я пока надену смокинг.

Смокинг? Если это не шутка, то, похоже, Вацлав собирается надеть одежду Криса. И если он будет одет франтом, то мне необходимо соответствовать. Решившись, я стянула с себя шмотки и взяла в руки платье.

— Ты выглядишь, как невеста, — услышала я, выйдя из спальни.

Вацлав застыл в коридоре, прислонившись плечом к стене напротив, и не отводил от меня взгляда.

— А ты как жених, — вырвалось у меня. В голове крутилось: как чужой жених.

Белая сорочка с бабочкой и смокинг очень шли ему, но превращали в незнакомца, и я не понимала, как себя с ним вести. В следующий миг Вацлав резко шагнул вперед и притянул меня к себе так стремительно, словно мы танцевали танго. Мир сузился до кольца его рук, стиснувших меня за талию, и я вдруг представила, что мы стоим у алтаря, только что обрученные, за миг до поцелуя. Его губы коснулись моих, нещадно стирая с них помаду, и мне было ее совсем не жаль, хотя я убила пять минут на то, чтобы добиться идеального нанесения — сначала припудрила губы, потом очертила контур, затем покрасила помадой и промокнула бумажной салфеткой, все по заветам «Космо». Но какое это имеет значение по сравнению с поцелуем любимого? Его пальцы запутались в прядях моих волос — я специально оставила их распущенными и не стала собирать в высокую прическу, чтобы избежать ассоциаций с образом невесты. Только приколола две невидимки со стразами, чтобы пряди не падали на лицо.

— Пора. — Он с неохотой оторвался от моих губ и медленно провел рукой по шелковистой ткани платья от талии до груди, так что меня бросило в жар. — Идем? Крис уже спустился к машине. Он отвезет нас.

— Подожди. — Я тронула его за рукав. — Скажи, это платье и этот смокинг…

— Не сейчас, — резко ответил Вацлав. — Не надо обсуждать это при Крисе.

И по его тону я поняла, что оправдались мои худшие опасения. Невеста не бросила Криса ради другого, она погибла незадолго до свадьбы. А платье так и не было надето. Когда я надевала его, то обнаружила прикрепленную бирку. И подошвы туфелек были неношеными, до меня их обували только для примерки.

— Но ты уверен, что мы можем…

«Надеть их», — хотела закончить я, но не успела. Вацлав меня перебил:

— Это решение Криса. Он не предложил бы, если бы сам этого не хотел. Это очень важно для Криса. Думаю, он созрел для того, чтобы проститься с прошлым. Давай поможем ему в этом.

— Хорошо, — кивнула я. — Только…

— Прошу, Жанна, — прервал Вацлав, — не задавай никаких вопросов. Если ты узнаешь правду, ты начнешь жалеть Криса, а ему это будет неприятно. Дождись, пока мы уедем отсюда, и, если захочешь, я тебе все объясню.

Выйдя на улицу, я сразу же увидела Криса. Он стоял, облокотившись о капот своего внедорожника, и смотрел на меня так, как будто увидел призрака. Надо отдать должное его выдержке. За те несколько шагов, что мы сделали по пути к «лексусу», он совершенно взял себя в руки, включил свою фирменную улыбку и даже рассыпался в комплиментах. Я поблагодарила его и улыбнулась в ответ. Но всю дорогу до небоскреба, пока мы ехали в машине, на душе было горько. Как будто мы с Вацлавом украли чужую мечту. Как будто это по нашей вине Крис улыбается только губами, тогда как его глаза плачут без слез.

Крис долго не мог понять, чего от него добивается курьер в синей форменной бейсболке и такой же дурацкой футболке. Он не заказывал ничего такого, что могло бы находиться в высокой картонной коробке легкомысленного розового цвета с изображением белой лилии. Он вообще ничего не заказывал в последний месяц. Вот только пустые коробки от пиццы в прихожей все прибавлялись… Он не помнил, как делал заказ и как встречал курьера. Он не помнил вкуса пиццы. Его кровь сейчас на добрых девяносто процентов состояла из текилы, бутылки из-под которой валялись по всей квартире. Особенно много — на диване. И ни одной — в спальне, куда он не заходил с тех пор, как остался без Нади.

— Мисс Олейник. Надя Олейник, — терпеливо повторил курьер. — Она оставила этот адрес в качестве доставки.

Крис в ярости взглянул на гладко выбритого, любезно улыбающегося парня. Он что, издевается? Разве он не знает, что Надя оставила его? Что это из-за нее квартира завалена пустыми бутылками из-под текилы, а на столике в прихожей громоздится пирамида картонок от пиццы, вкуса которой он не помнит?

— Я звонил по контактному телефону, но номер не отвечает. Поэтому приехал без звонка. Так адрес правильный? — вновь задал вопрос курьер.

Крис только кивнул, чувствуя, как в горле стоит ком размером с большое колесо пиццы.

— Я могу видеть мисс Олейник?

Крис мотнул головой, схватившись за косяк двери. Ему было нечем дышать. А этот невыносимый человек задавал такие бессердечные вопросы.

— Может быть, вы сами примете заказ? — Курьер с сомнением и жалостью посмотрел на него.

Невыносимо! Крис бессильно отвел глаза и встретился взглядом с незнакомцем, стоящим в зеркальной раме. Взъерошенный, болезненно худой, с запавшими щеками, покрытыми месячной щетиной, с покрасневшими глазами, в которых сквозила смертельная тоска, он был ему совершенно незнаком. Вот только майка бейсбольной университетской команды у него такая же, как у Криса, хотя и болтается на нем как на пугале. Крис протянул к нему руку — и не сразу понял, что ударился о зеркальную поверхность.