Скоростной лифт доставил нас наверх, и, предъявив приглашение, мы попали на площадку, за высокими окнами которой разливался огнями ночной Нью-Йорк. Мы пришли одними из первых, народу пока было немного. На площадке царил полумрак, разбавленный приглушенным светом ламп, негромко звучал чарующий переливчатый блюз. За фуршетным столом высокий чернокожий бармен искусно разливал шампанское в пирамиду из бокалов. Искристое вино лилось в верхний бокал, постепенно наполняя нижние. Красивое зрелище! Вот только зрителей у него не было: редкие гости разбрелись по залу и оживленно переговаривались между собой.

Я с любопытством оглядела собравшихся: ньюйоркцы как будто сошли со страниц модных журналов, но никого из звезд я среди них не увидела — наверное, знаменитости появляются позже. Не обнаружила я и той, ради кого мы сюда приехали, и разочарованно заметила:

— Ее здесь нет.

— Подождем, — спокойно откликнулся Вацлав.

Такое чувство, что работа Гончим приучила его к терпению, и даже многочасовое ожидание не способно выбить его из колеи.

— Видишь кого-нибудь из наших? — полюбопытствовала я, скользнув взглядом по публике и пытаясь определить, кто из них может состоять в Клубе.

— Пока нет. Идем. — Вацлав приобнял меня за талию и увлек к окнам. — Посмотришь на город.

Я припала к стеклу и ахнула. С высоты почти четырехсот метров под нами распростерся ночной Нью-Йорк. Куда ни глянь — миллионы огней, от мощных прожекторов, освещавших крыши других небоскребов, до крошечных окон в домах. Кажется, будто небо опрокинулось на землю и все звезды теперь блестят там, внизу. Узкие ленты улиц, подобно золотым змеям, опоясывают кварталы. Изумрудные ожерелья мостов перекинуты через черные зеркала рек, неоновым свечением разливается реклама на Таймс-сквер, и от всего этого великолепия захватывает дух.

Вацлав положил руки мне на плечи, коснулся поцелуем виска:

— Ну как?

— Сказочно! — Я с восторгом обернулась к нему и замерла. Оказывается, самые яркие звезды были совсем близко, в глазах Вацлава.

Он провел пальцами по моей щеке, и я вся затрепетала от этой невинной ласки. А потом потянулась к нему и привстала на цыпочки, чтобы испить до дна нежность его губ. Огни Нью-Йорка подмигнули нам снизу, и я почувствовала себя на седьмом небе. Но поцелуй не продлился долго: внезапная вспышка озарила полумрак площадки рядом с нами, я отпрянула от Вацлава и увидела нацеленный на нас объектив профессиональной камеры. Однако фотограф, полный невысокий мужчина лет сорока, уже потерял к нам интерес и обернулся в сторону только что вошедшей высокой блондинки со стильным каре, одетой в синее вечернее платье.

— Зачем он нас снял? — с подозрением спросила я.

— Это его работа, — не выразил беспокойства Вацлав. — Репортеры снимают все подряд, а потом из сотни кадров отбирают два-три стоящих.

— И ты конечно же уверен, что мы в это число не попадем, — с обидой заметила я.

— Если только он не соберется выставить наш снимок под названием «Поцелуй на вершине Эмпайр-Стейт-Билдинг» [12] где-нибудь на выставке. А что, фон, должно быть, умопомрачительный — весь Нью-Йорк у наших ног. Да и мы тоже ничего, а? — Он картинно поправил бабочку и изобразил досадливую гримасу. — В конце концов, ради чего тогда эти мучения?

Я рассмеялась, представив, как неудобно должно быть Гончему в этом костюме. Его губы лишь тронула улыбка. Внезапно я подумала, что за время нашего знакомства я ни разу не видела Вацлава смеющимся. Как бы мне хотелось услышать его смех!

— Ты должен обязательно отловить папарацци и уничтожить снимок, — серьезным тоном посоветовала я. — Если фотография попадет на глаза твоим подчиненным, твоя репутация будет безнадежно испорчена.

— Ты права. Я сейчас же перекушу ему глотку. — И Вацлав шагнул в сторону так быстро, что я едва успела поймать его за рукав.

— Ты куда?

— Принесу напитки. Хочешь шампанского? Или минералки?

Я быстро оглядела площадку на предмет зеленых чертей. К счастью, таковых здесь не наблюдалось. Может, они боятся высоты? Или дело в том, что вечеринки с шампанским здесь редки, а все чаще тут толпятся туристы? Но даже в отсутствие духов мысль о шампанском отозвалась тошнотой в желудке. Похоже, я теперь ни капли алкоголя в рот не возьму, даже если это будет самое изысканное вино, которого на весь мир — две бутылки.

— Минералки, — попросила я. — Можно сока.

Оставшись одна, я отвернулась к окну, завороженная ночной панорамой Нью-Йорка. Наверное, Москва не менее красива с такой же высоты, но со смотровой площадки на Воробьевых горах подобного великолепия не увидишь, а небоскребом в сто два этажа родной город пока похвастаться не может. Душа ликовала от этой красоты, на губах еще не остыл поцелуй Вацлава, и никакое шампанское в мире не могло бы сделать меня еще счастливей, чем сейчас.

За спиной раздался стук каблуков, и я обернулась, подумав, что это может быть Пандора. Но мимо прошла та самая высокая блондинка в синем, к которой от нас переметнулся фотограф. Я залюбовалась ее длинным платьем без бретелек и с элегантной драпировкой лифа. Она тоже с интересом скользнула по моему наряду, подняла глаза на лицо и, не узнав, равнодушно отвернулась. А вот ее лицо показалось мне знакомым. Но не успела я поломать голову, как блондинка остановилась расцеловаться со своими приятельницами, и я услышала: