Наша следующая встреча произошла через много лет, когда я, будучи комментатором Радио-1, попросила ее принять участие в программе «Вечера на улице Качалова» в прямом эфире. И она пригласила меня для разговора к себе домой. Я подготовила вопросы, и приехала к ней в ту же квартиру, теперь уже в Брюсов переулок. Да, конечно, время отложило на ней, как и на всех нас, свой отпечаток, но она оставалась такой же стройной, а ее большие глаза были такими же молодыми. Познакомившись с моими вопросами, она мне дала свою напечатанную в каком - то издании, уже не помню, статью, сказав, что здесь я найду ответы на все вопросы, и придти на прямой эфир наотрез отказалась. Передачу она слушала дома. И, несмотря на то, что не было ее прямого участия, а звучали только ее записи и какие - то ее высказывания из этой статьи, звонков в студию было очень много. Нет, ее не забыли, хотя она уже давно закончила свою концертную деятельность.

Я знала, что Зара Александровна продолжала вести вокальный класс в институте им. Гнесиных. Как-то я ее встретила в Малом зале Консерватории на концерте, в котором участвовали ее ученики. Я рада была видеть, что она еще полна сил. (З.А. Долуханова ушла из жизни совсем недавно, в декабре 2007г., не дожив три месяца до своего 90-летия).

Да, это была она, та самая знаменитая мадемуазель Нитуш, от которой в конце 40-х годов сходила с ума вся театральная Москва. Сыграв и спев на вахтанговской сцене эту роль в оперетте Эрве, Галина Пашкова, как говорят, наутро проснулась знаменитой. Потом были другие прекрасные роли - и Шурка в «Егоре Булычеве» Горького, и Поля в инсценировке «Русского леса» Леонова, и Си-Эр - главная роль в китайской драме «Седая девушка», и Лиза в «Детях солнца» Горького, всего не перечислишь. Но для того поколения она навсегда осталась легендарной мадемуазель Нитуш - об этой ее коронной роли я слышала от многих.

Конечно, я была очень счастлива, когда узнала, что мне предстоит делать с ней радиопередачу. Когда я вошла в квартиру Г. Пашковой в доме на улице Вахтангова, и очутилась в гостиной, - то первое, что мне бросилось в глаза, это прелестный эскиз с изображением Галины Алексеевны в спектакле «Мадемуазель Нитуш» (тут же я узнала, что эскиз написан рукой Н.П.Акимова).

Я подошла к нему поближе и прочла надпись: «В главной роли знаменитая синтетическая артистка, лауреатка ближайшего будущего Галина Пашкова в костюмах, созданных усилиями всего руководства и всей женской части труппы театра, нарисованных Николаем Акимовым». Увидев мой интерес к эскизу, Галина Алексеева сразу же мне объяснила, что это один из вариантов афиши к вахтанговскому спектаклю, что это работа замечательного художника Николая Павловича Акимова и что она ей очень дорога, поскольку это подарок самого Акимова, да еще с его автографом.

На этой же стене я не могла не обратить внимания на большой фотопортрет Бертольда Брехта. О работе над Брехтом актриса мечтала уже давно. Это ее идеей в свое время воспользовался Юрий Любимов, поставив со своим курсом «Доброго человека из Сезуаня», который и положил начало Театру на Таганке. А ведь Пашкова так хотела сыграть эту пьесу на вахтанговской сцене!

К тому моменту, когда я впервые переступила порог ее дома, я уже побывала в ЦДРИ на ее моноспектакле «Песни и баллады Бертольда Брехта». Актриса выходила на сцену в элегантном брючном костюме из черного бархата, который оттенял ее светлые волосы, и зал уже не мог оторваться от нее самой, от ее теперь низкого голоса, от того, о чем она пела и говорила. От смены ритмов, красок, настроений кружилась голова. Голос ее был то сухим и жестким, то становился нежным и волнующим, то детски обиженным, как у ребенка - эта незабываемая ее фраза «Ну, почему ты куришь, Джонни?» в балладе «Джонни из Сурабаи».

И вот мы стали записывать на радио ее композицию с тем же названием, что и ее концертная программа. Не скажу, что Брехт - это мой автор, но я старалась проникнуться мыслями и чувствами Пашковой, ее отношением к Брехту, старалась разгадать, почему он так близок ей. Годы общения с Галиной Алексеевной помогли мне понять, что, видимо, эти точки соприкосновения с ним были в ее исключительной натуре, в ее решительном характере, в ее прямоте и бескомпромиссности, и потому она яростно открывала для себя все новые и новые страницы его творчества. И не однажды мы возвращались с ней к Брехту на радио.

Потом была еще одна яркая страница в нашей совместной с ней и Анатолием Липовецким работе - спектакль «Хелло, Долли», сначала на радио, а затем на фирме грамзаписи «Мелодия». Собралась замечательная группа вахтанговцев: Шалевич, Синельникова, Райкина, Зозулин, Алабина, Коваль. Работали очень увлеченно и дружно. В первом варианте актеры играли текст, а музыкальные номера, как это было и с другими мюзиклами, звучали в исполнении американских артистов. На «Мелодии» же актеры записывали и музыкальную часть на русском языке. Аранжировки делал Владлен Махлянкин, в этой работе принимал участие оркестр «Мелодия» под управлением Георгия Гараняна, который делал с Галиной Пашковой и все другие работы, вышедшие на пластинках.

В этот период мы с Анатолием Давыдовичем часто бывали у нее дома. Познакомились с ее мужем Константином Борисовичем, который очень бережно относился к ней. Вспоминаю в их квартире огромную елку, которая всегда стояла до конца января, а то и дольше, и убирали ее обычно тогда, когда она зацветала. Вспоминаю наши разговоры за большим столом «сороконожка», на котором во время праздников всегда был вкусный пирог и как-то по-особому приготовленная Галиной Алексеевной утка. И, конечно, не обходилось без нескольких стопок водки. Иногда встречались за столом и с Владимиром Махлянкиным, который всегда делал для нее аранжировки. Их дружба продолжалась до тех пор, пока не произошел неприятный инцuдент. Когда в театре Вахтангова собирались ставить Брехта (без Пашковой?), а его пригласили принять участие в этой работе как аранжировщика, Махлянкин отдал театру ее «нулевую» фонограмму. Этого Галина Алексеевна простить ему не смогла.