Шрифт:
Но Советский Народ им не мстит. Советский Народ строг, но справедлив. Он лишь очищает свою землю от грязи. Вроде, как крыс травит. А крысу ненавидеть — смешно. Крыса — это просто крыса… Товарищ Громов, я тут проезжал — на набережной автовышку электриков видел… Думаю, у них найдётся пара метров хорошего, крепкого провода… Ну, вот и хорошо. Сделайте милость, повесьте-ка этих красавцев на фонарных столбах…»
Березовский, из толстой задницы которого вспотевшие от усердия исполнители радостно выдернули окровавленный кончик кола и который успел уже этому обстоятельству понапрасну порадоваться, истошно завопил:
— За что?!!
— За шею, уважаемый. За шею.
И надо сказать, это мудрое и взвешенное решение всех донельзя обрадовало! Особенно мудрого старого Кирпича, который теперь «вышагивал к петле с весёлой песней на губе»:
Здравствуй, моя Мурка, здравствуй, дорогая, Здравствуй, дорогая, и прощай! Ты ж зашухарила нашу всю малину, И за это, падла, финку получай!Обосравшегося Слона и воющего Березовского тащили к фонарному столбу за ноги…
21 августа 1991 года. Восемь часов утра. Москва, Кремлёвский Дворец съездов
Депутаты Верховных Советов СССР и РСФСР, прибывшие на чрезвычайную сессию, собираются в Большой зал… Те из них, которые выбирались от лица общественных организаций, впервые в жизни столкнулись с тем, что удостоверение члена ЦК КПСС уже не является «вездеходом»…
Кремлёвский Дворец… или, как называли его московские архитекторы, «стиляга среди боярской думы»…
Построенный академиком Посохиным в 1961 году, в разгар оттепели, он воплотил всю грязную нелепость, всю бессмысленность, всю непрочность того времени.
Так же, как, например, Калининский проспект, проложенный через Собачью Площадку и милые арбатские улочки, стал «вставной челюстью» Москвы, так и этот линованно-серый сарай отразил тупую злобу Кукурузника, его презрение ко всему русскому, всему святому, всему прочному, основательному, всему прежнему!
Дворец был построен на месте снесённого строгого имперского здания Оружейной палаты, построенного в 1807–1810 годах И.В. Еготовым в стиле ампир.
Да уж, заодно снесли и постройки Царе-Борисова двора. Да и кто был для лысого Хруща, в самом деле, царь Борис?
При сносе Оружейной палаты старинные русские пушки, цепью стоявшие вдоль здания (и грозная Царь-пушка венчала эту цепь), были перенесены к зданию Арсенала и свалены среди груды трофейных французских пушек.
Гордость русского оружия, отражавшая нашествие иноплеменной рати, была уравнена с оружием вражеским… Это как если бы русская «тридцатьчетвёрка» встала бы рядышком с каким-нибудь сраным кюбельвагеном…
Впрочем, для жопоголовой партийной твари, которая не могла осилить и два «заушных» курса Промакадемии (на которых его тащили за уши), — было всё едино.
Да, как ни украшал лауреат Ленинской премии Посохин свой сарай, используя белый уральский мрамор, золотистый анодированый алюминий, красный карбахтинский гранит, зелёный мрамор коелга, узорчатый бакинский туф, различные породы ценного дерева для наборного паркета — получился не то коровник, не то сельский ДК, раздутый до непомерных размеров.
Однако, зал заседаний вышел неплох — на шесть тысяч мест (и банкетный зал под ним, на столько же).
Так что оба Верховных Совета вполне могли уместиться, не толкаясь локтями…
В повестке дня был один вопрос: политическая ситуация, сложившаяся в СССР.
Никаких дискуссий по повестке не было. Удивительное единомыслие…
Лукьянов, сообщив депутатам, с его точки зрения, о совершенно правильных шагах российского руководства во главе с товарищем Ельциным (бурные, продолжительные аплодисменты), предложил отправить к бывшему президенту, фактически сложившему с себя полномочия, делегацию во главе с членом Совета безопасности СССР Евгением Максимовичем Примаковым.
Кандидатуру Примакова одобрили консенсусом, без голосования!
Честно говоря, Примакова-то всерьёз за политическую фигуру никто и не считал — академик, международник… в Торгово-Промышленной Палате работал… пусть его! О многолетнем сотрудничестве Евгения Максимовича с органами внешней разведки, и его роли в ближневосточных делах — мало кто подозревал.
В этот момент за кулисами Берия взял ельцинского клона номер два за ухо и, ласково посверкивая пенсне, доверительно проговорил: