Шрифт:
– А она… она понимает, чем ты пожертвовал?
Из всех растений Джасмин больше всего по душе был базилик. Она растерла листочек между пальцев и глубоко вдохнула острый лакричный аромат. Базилик – чувственное растение. Шелковисто-зеленый, он тянется к горячему солнцу, а корни его стынут в холодной почве. Базилик прекрасно сочетался со всеми ее любимыми ингредиентами: зрелыми помидорами, жареной бараниной, мясистой моцареллой. Джасмин оторвала три листочка базилика, росшего в горшке на подоконнике, мелко порезала тонкой стружкой и бросила в салат, а потом добавила столовую ложку тертой апельсиновой цедры. Сегодняшний обед будет полон сюрпризов. Она хотела не только произвести впечатление на своего гостя, но и устроить представление. Они начнут с томатного супа. На дно глубокой суповой чашки она положит запеченный на гриле и фаршированный песто [10]помидор, и – ложка за ложкой – он предстанет во всей красе. Потом подаст куриную грудку, фаршированную козьим сыром и мятой. На десерт будут варенные в коньяке и шоколаде груши.
Джасмин в последний раз помешала суп, заглянула под двойную крышку кастрюли, в которой плавился шоколад, и выключила духовку – куриные грудки подрумянивались слишком быстро. Пора было одеваться. Но как только она поднялась в комнату, зазвенел дверной звонок. Джасмин чертыхнулась и бросилась открывать, на ходу отдирая от футболки присохший соус.
Генри Николе стоял, опершись на зонтик, и созерцал ее пионы. Генри был ее секретным оружием. Он, ее агент, знал всех. В частности, он был хорошим другом ее бывшего издателя Гарретта. Генри приглашали на рыбалку и в загородный дом Гарретта в округе Св. Мэри. Джасмин надеялась, что он сумеет убедить Гарретта изменить свое мнение. А может, продаст ее идею другому издателю. Правда, рядом с Генри ей всегда было неуютно. Он «вел себя так, что она чувствовала себя пигмеем на фоне его выразительного и доходного литературного таланта. Ей казалось, что, если она, боже сохрани, напишет что-нибудь путное, что станет продаваться, он запросто сможет утопить ее в пруду за своим домом.
– Заходи, Генри.
– Я вижу, твои пионы в последних судорогах гидролакадии.
– Прости, не поняла?
– Умирают от жажды.
Вручив ей свой зонтик, он прошествовал в дом. Джасмин с почтительностью приняла зонтик и положила на лучший стул в прихожей.
– Проходи, проходи, я так рада, что ты пришел.
– У меня всего час.
– Конечно, конечно. Ты такой занятой человек.
Проводя Генри в оранжерею через кухню, Джасмин приоткрыла дверцу духовки. Ноздри Генри затрепетали.
Он уселся в плетеное кресло.
– Аперитив? – спросила Джасмин.
– Давай.
– Бокал «Пуйи фюме»? Или, может, белого вина с содовой? Или хересу?
– Скотч с водой.
– Прекрасная мысль.
Он откинулся в кресле, вытащил пачку «Лаки Страйк» без фильтра и закурил. Его тощая физиономия скрылась в клубах дыма. Не говоря ни слова, Генри взял стакан.
– Тебе, наверно, интересно, для чего я тебя попросила…
– Слыхал про твою блестящую идею.
– Ну… да.
– Бешеная конкуренция среди этих поваренных книг. Жизнь бы положил, чтобы понять почему.
– Мне кажется, я могла бы внести свой вклад…
– Не напрягайся, я не агент. Но мог бы посоветовать, как это лучше проделать. А то у тебя на лбу крупными буквами написано отчаяние.
Джасмин покраснела до самых кончиков напедикюренных ногтей.
– Начнем с супа?
Генри с натугой поднялся из кресла, потащился на кухню и плюхнулся за стол, который Джасмин украсила цветными итальянскими салфетками и ковриками под горячее. Он, как маленький, заложил салфетку за воротник, отхлебнул огромный глоток изысканнейшего шардонне, которое Джасмин купила по такому случаю, и запил его остатками скотча.
Джасмин ложкой подцепила фаршированный помидор, положила его в глубокую плошку и сверху залила супом. Поставила плошку перед Генри и стала ждать. Генри попробовал суп, потянулся за солонкой, щедро посолил и принялся хлебать, не дожидаясь Джасмин.
– Мне кажется, я могла бы написать действительно хорошую книгу.
– А вот это совершенно никого не волнует. Люди получают контракты на принципиально других основаниях. Реальные ценности не имеют никакого значения. Единственно важная вещь – то, как тебя воспринимают. Вот над чем тебе надо работать. Над отношением к тебе публики.
Он зачерпнул песто. Джасмин замерла, ожидая восторженной улыбки на его лице. Вместо этого он опять потянулся к солонке.
– И как я должна над этим работать?
– Надо определить позицию. Связи с общественностью. Телефонные звонки. Люди этого не делают. Они убедили себя в том, что этим должен заниматься кто-то другой. Мол, они художники, а не рекламные агенты. И если есть на свете Бог – а его, разумеется, нет, – то он сделает так, что все увидят их достоинства. Поэтому они сидят и, как наивные школьницы, ждут у моря погоды. Очень печальная картина. А есть и другие – не способнее табуретки, зато кого хочешь убедят, что эта работа именно для них. И не только убедят, а еще и притворяться станут, будто не хотят за нее браться, чем еще больше набьют себе цену.
Он бросил ложку в тарелку и вытер жирный подбородок. Джасмин поставила перед ним следующее блюдо – хрустящую, истекающую соусом из козьего сыра куриную грудку с гарниром из паровых овощей. Он ткнул вилкой в соус.
– Это что?
– Козий сыр.
– Вижу.
– Ты не любишь козий сыр?
Генри пожал плечами и начал лениво ковырять овощи.
– Может, хочешь сандвич?
– А салями есть?
– Да. Салями, ветчина, еще осталась индейка и сыр – швейцарский и чеддер.