Все это Андрей видел в годы детства, в гражданскую войну. Только мать тогда была моложе, толкач держала одной рукой…

Он тихо побарабанил в окно. Мать перестала толочь, насторожилась. На полушубок Андрея стучится капель о крыши: тук-тук-тук… Показалось, будто мать тоже услышала это. Вот она осторожно, не зацепить бы ненароком, обходит «деда» с лучиной. Тихими, мелкими шажками подходит к окну. Нагибаться ей почти не надо. Была небольшого роста, а теперь вроде еще меньше стала. Ждет, всматривается в ту же щелку, в которую смотрит Андрей. Лицо изможденное, глубокие морщины видны и при неровном дрожащем свете лучины. Из-под черного платка выбились пряди седых волос.

Андрей постучал еще раз. Старушка отпрянула от окна, спросила обрадованно:

– Костя, ты?

– Это я, мама, – сказал Андрей. – Откройте…

…В хате старушка суетилась, хваталась то за одно дело, то за другое, не зная, чем и как угодить таким нежданным гостям. И всякий раз с какой-то опаской обходила «деда». Видать, была у него дурная привычка падать при самом малом прикосновении, а спичек в хате – небогато. Андрей взял «деда» за «шкирку», поставил в угол возле стола. Тут не так сподручно ему падать.

– Я сейчас печь затоплю, – снова захлопотала мать, – да сварю вам чего-нибудь горяченького.

– Не беспокойтесь, мама, – остановил ее Андрей, – кое-что мы прихватили с собой… Да и не знаю, как хлопцы, а я еще не проголодался.

– Мы тоже, – подтвердил Зайцев, внимательно разглядывая ступку и толкач. – Что это у вас за фабрика такая? – заинтересованно спросил он у хозяйки.

– А разве у вас нет таких? – в свою очередь спросила старушка.

– Не встречал.

– Откуда же вы, коль так?

– Из Сталинграда, мамаша, – ответил Зайцев.

– И у нас уже много лет не было таких, как вы говорите, фабрик, – сказала мать, – а теперь вот снова довелось…

И вдруг умолкла, заспешила в сени.

– Это как же надо?.. – любопытствовал Зайцев. – Вот так? – Высоко поднял толкач и с силой опустил в ступу. Сухой ячмень брызнул на пол.

– Э-э, брат, не так, – засмеялся Андрей. – Сначала надо потихоньку, и бить посередке, а не сбоку. Вот, гляди! – Он взял у Зайцева толкач, оперся левой рукой на край ступы, поплевал на ладонь правой и начал не спеша, равномерно толочь.

– И долго так тюкать? – спросил Зайцев.

– Смотря как толочь.

– А что же потом?

– Выйдет кутья, – сказал Андрей. – Так у нас говорят, а вообще – ячменная крупа, каша.

– Не хотел бы я такой каши, – собирая с пола зерна, заявил Зайцев.

Вошла мать.

– О, уже и помощники у меня объявились! – шутливо сказала она. – И ты не забыл, Андрейка? Хотя в детстве вроде мало толок.

– Кутью мало, – согласился Андрей, – а пшено приходилось. Еще и теперь больше всего люблю пшенную кашу с молоком.

– Как же ты, сынок?.. – начала мать, но вот повернулась к Зайцеву: – Да не собирайте с пола, сейчас подмету.

Лицо ее стало еще озабоченнее, морщины глубже.

– Давно я тебя, сынок, не видела. Откуда идете? Верка где?

– Не знаю, где Вера, – с грустью ответил Андрей, – расстались мы с ней на одной дорожке, далекой-далекой… Поговорим, мама, обо всем поговорим! Давайте сначала мы вам поможем в чем-нибудь. Дрова у вас есть?

– Да есть, есть, – успокоила мать. – Я сама все сделаю. Вы раздевайтесь да приляжьте с дороги, пока я готовлю.

– А у вас тут из фашизма никакого антихриста нет? – деланно равнодушно, словно о каком-то пустяке, спросил Зайцев.

– Это из немцев? – переспросила мать.

– Вот-вот!

– Из немцев не было эти дни, а так есть… Не переводятся, – мать словно смутилась, чего-то не досказав.

– А Костя дома? – спросил Андрей. Спросил и вздрогнул. Но вида не показал. Вопрос прозвучал так по-домашнему, будто всего лишь час-два назад они виделись с братом.

– Нет, нету, – ответила мать. Ее голос тоже был таким, как и в те давние времена, когда в хате шел будничный семейный разговор… Только руки, когда она отставляла заслонку, заметно задрожали.

– Где же он? – приглушая тревогу, спросил Андрей.

– Поехал вчера в лес, дров хотел привезти, да что-то задержался.

– А вообще-то он дома?

– Был, слава богу, дома, – удивленно глянув на старшего сына, ответила мать. – Где же ему быть? Приедет, поговорите.

Зайцев все-таки принес дров. Хотел сходить и за водой, но далеко колодец, не отважился. Спать боец не ложился, ватника не снимал. Все время держался поближе к печке и, понятно, больше мешал хозяйке, чем помогал. Время от времени он выбегал в сени, выглядывал в оконце на улицу: из окоп хаты просматривались только двор и огород. Слазил он и на чердак, и хозяйка не удивилась этому, поняв, что на всякий случай хлопец должен знать все ходы и выходы.