Принц Айдан, сын короля Райаны от бессмертной колдуньи, приезжает в Святую Землю, чтобы навестить своего племянника Герейнта, и узнает, что тот убит по приказу Синана, владыки Аламута. Айдан клянется отомстить за смерть родича. Он не знает, что ассасин, совершивший убийство — не человек, а дух пустыни в облике женщины. Но и сам Айдан — не простой смертный. Роман Джудит Тарр рассказывает о противостоянии двух бессмертных — сарацинки и христианина, — и их охоте друг на друга.
Часть I. Аква Белла
1
В первый час после восхода солнечный свет был мягок. Он скользил по холмам Иерусалима, омывая золотым сиянием стены замка Аква Белла, деревеньку, теснившуюся под этими стенами, и зелень вокруг. Зелень была великой драгоценностью здешних мест: дубы, что считались священными, почитаемые даже превыше их оливы, и плакучие ивы, росшие вдоль реки. В реке купались женщины, они пели нежными высокими голосами, здесь и там слышался серебристый смех.
Он приехал по дороге, ведущей к морю; он ехал один, его доспехи и оружие были навьючены на мышасто-серого мула. Его боевой конь гнедой масти был чистых кровей, а сам он был красив и отважен. Его серый плащ с капюшоном был отброшен за спину, открывая ало-золотое пламя на челе и рубин в рукояти меча. Он ехал и напевал в такт перестуку копыт:
Chevalier, mult estes guiariz, Quant Deu a vus fait sa clamur Des Tors e des Amoroviz, Ki li unt fait tels deshenors [1]1
Рыцари, счастливы вы, что Господь Бог воззвал к вам о помощи против турок и альморавидов, которые совершили против Него такие бесчестные дела.
Песня женщин сбилась и смолкла. Прячась под пологом листвы, они изумленно смотрели на проезжего: рыцарь в золоте и блеске, и при нем — ни охраны, ни спутников. Он был либо безумцем, либо одним из тех, кого хранит сам Господь.
Его голос был глубоким и чистым, лился свободно, радостно и бесстрашно, песня была призывом на битву, выигранную тридцать лет назад.
Ki ore irat od Loovis Ja mar d'enfern avrat pouur, Char s'alme en iert en pareis Od les angles nostre Segnor. [2]2
Всякий, кто последует теперь за Людовиком, может не бояться зла, потому что душа его будет в раю с ангелами Господними.
Он не опасался ни мук ада, ни оружия смертных. Его жеребец заплясал, встревоженный шорохами в листве; он засмеялся и поклонился, заметив широко распахнутые от испуга и зачарованно блестящие глаза, смотрящие на него из зарослей; при этом он даже не сбился с ритма, продолжая напевать.
Alum conquer Moisиs, Ki gist ci munt de Sinai; A Saragins nel laisum mais, Ne la verge dunt ii partid La Roge mer tut ad un fais, Quant le grant pople le seguit: E Pharaon revint aprиs: El e ii suon furent perit. [3]3
Давайте пойдем и отвоюем Моисея, что находится на горе Синай: не оставим больше в руках сарацинов ни его, ни его посох, которым он единым ударом разделил воды Красного Моря, когда великое множество народа шло с ним; и фараон последовал за ним и погиб вместе со всеми своими людьми.
Его взгляд не испрашивал у сарацинских женщин прощения, оно не было ему нужно. Средь листьев сверкнула улыбка, или две, или три. Конь фыркнул. Его всадник поклонился вновь и повернул прочь, направляясь по дороге к замку. Женщины смотрели ему вслед. Постепенно, одна за другой, они вернулись к своему омовению. Вскоре они снова запели. Песня была новой: про утро, про солнечный свет и про то, как огненный дух на франкском коне пел о победе своего народа.
Дорога и песня завершились одновременно. Рыцарь непринужденно и весело приветствовал стража ворот Аква Белла, позволив пристальному и настороженному взору того убедиться, что он один, знатен и, несомненно, является христианином. Настороженность была сущностью Внешних Земель, этого укрепленного королевства, в глотку которого постоянно норовили вцепиться сарацины; и люди всегда смотрели на него так.
— Сообщи своему господину, — сказал рыцарь, — что его родич прибыл, дабы засвидетельствовать ему свое почтение.
Глаза стража сузились в щелки. Гнедой жеребец ударил копытом, почувствовав тень, омрачившую утреннее сияние. Рыцарь вздрогнул, несмотря на тепло солнечных лучей. Его прекрасное настроение разом улетучилось без остатка.
— Брайант! — Юный голос, прозвучавший изнутри замка, был ломким, как у подростка, хотя обладатель его пытался придать ему твердость. — Брайант, кто приехал?
«Никто», — собирался ответить страж. Рыцарь ясно видел ход его мыслей. Сейчас не время принимать дурацких гостей, пожаловавших прямо с корабля, хотя отнюдь не на бал. Только новоприбывший может красоваться лилейно-белым цветом лица в этой опаленной солнцем стране и к тому же разъезжать в одиночку весь разнаряженный, как приманка для каждого грабителя на Востоке.
Страж уже открыл рот, собираясь выдать краткий и резкий ответ. Но тот, кто задавал вопрос, уже стоял рядом с ним. Это был мальчик, стройный и смуглый, как сарацин, с глазами раненого фавна. Эти глаза мимолетно скользнули по незнакомцу, но потом вновь обратились к нему, став вдруг невероятно огромными.
— Принц? — прошептал мальчик. — Принц Айдан? — Он подобрался так, что все его тонкое тело задрожало, подобно струне, а затем учтиво поклонился: — Ваше высочество, ваш приезд — честь для нас. Прошу вас извинить Брайанта, мы все несколько не в себе, мы…
Принц Айдан спешился. Брайант продолжал смотреть сердито и с подозрением, но тем не менее крикнул конюшим, чтобы они позаботились о жеребце и муле. Принц не видел ничего и никого, кроме мальчика, который был так безукоризненно учтив и так стойко боролся с подступающими слезами.