— Давай телефон, — она дотронулась пальцем до виска.

— Ловлю, — я инстинктивно повторил ее жест и рассмеялся.

— Не работает, — усмехнулась она. — Тогда я напишу.

Девушка накарябала на обрывке бумаги свое имя и телефонный индекс.

— Обязательно свяжись со мной, — строго сказала она, протягивая мне листок.

— Обязательно свяжусь, — пообещал я и спросил: — Зарегистрируешь меня?

— Легко. Ты кто?

— Вас… — Я помотал головой и нервно хихикнул. — Ломакин Светозар, бывший рядовой, ныне преступник. Приговорен к смертной казни. Приговор приведен в исполнение.

Она с уважением посмотрела на меня.

— У тебя хорошее имя. Сербское?

— Не знаю, — я пожал плечами. — Не у кого было спросить. Может быть, и сербское.

Ее пальцы застучали по клавишам, и девушка снова заулыбалась. Ее лицо стало веселым, злобным и удивленным одновременно. Очевидно, она читала приговор.

Если это так, то, я думаю, она простила мне мой нынешний чрезмерный гуманизм по отношению к кохонам.

— Ранения есть? — спросила она, наконец.

— Есть.

— В медицинской помощи нуждаешься?

— Было бы неплохо.

Она еще немного поколдовала над консолью и выдернула из щели печатающего устройства лист бумаги.

— Как выйдешь отсюда, сразу направо. Там будет медпункт для наших. Местных в нем не принимают, — сказала она так, будто для меня это имело решающее значение. — Передашь привет Ярику, а потом, если он тебя не госпитализирует, идешь к посту номер 18 в распоряжение капитана Оболенского. Вопросы есть?

— Вопросов нет. — Я забрал у нее бумажку.

— Я тебе распечатала схему, где у нас баня, экипаж и столовая. Рекомендую посетить все эти места, помыться, переодеться и покушать. Ты выглядишь очень усталым и голодным. А еще ты грязен, и от тебя очень сильно воняет.

— А что такое экипаж? — спросил я, немного обидевшись на последнее замечание.

— Военный распределитель. Новую одежду получишь. Счастья, Светозар.

— И тебе счастья, пани. Через год в день победы жду тебя у колонны Сигизмунда Третьего.

— Вместе с женой придешь? — она подмигнула.

Женой?.. Я замер. У Ломакина действительно была жена. Точнее есть… Но мне-то какое дело до этого? Я не испытываю никаких чувств к Тумане Сентябрь. Жизнь в теле Ломакина — всего лишь крошечная и не самая приятная частица моей большой полноформатной жизни размером в несколько веков. Воспоминание о том, как, лишенный памяти, я прозябал в жалком мирке куцых представлений и жалких устремлений курсанта двоечника, вызвали во мне отчетливую внутреннюю дрожь. Ломакин мертв. Я должен забыть о нем. Даже если забыть — значит убить человеческую личность.

Пускай. Мы несовместимы. Или он, или я. Я выбираю себя.

— Она ищет тебя. — Полька озабоченно защелкала клавишами.

— Здесь есть связь с всеобщей сетью? — равнодушно спросил я.

— С десятью из двенадцати глобалов. Кохоны удружили. Хочешь узнать, что с ней?

Я промолчал.

— По последним данным, актуальность шесть часов тридцать минут, она пребывает на Дуне. Лагерь беженцев «Панама-2», четвертый городок, сектор 13, уровень 22, комната 530. В комнате есть стационарный телефон.

— Распечатай, — перебил я ее.

— Приятно видеть счастливого человека. — Она с улыбкой подала мне листок. — Лагерь «Панама-2» находится в старом секторе базы «Ленинский комсомол». Сейчас она принадлежит оранжерейной корпорации «Лето». Исторически это советская база «Тверь», основанная в 2037 году для размещения ядерных пусковых установок.

— Ты хочешь сказать, что она подземная? — уточнил я, убедительно изобразив искренний интерес.

— Да. Жилища для беженцев расположены в оранжереях на глубине двух километров.

— Отлично! Спасибо. — Я забрал распечатку и отвернулся, чтобы уйти.

— В госпитале есть коммутатор, соединенный с большой землей, — выстрелила пани мне в спину. — Оттуда ты сможешь позвонить ей.

Не попрощавшись, я вышел на улицу и присел на низенькую оградку аккуратненького газончика. Сидеть на узкой перекладине было неудобно, но стоять хотелось еще меньше, и, немного поерзав, я нашел не очень болезненную точку равновесия. Что же мне делать с этим Ломакиным? С одной стороны, он — часть меня и мне понятны его жалкие чувства и порывы. С другой, он долго заключал в себе мое сознание, помимо своей воли превращая могущественного джина в ничтожного обитателя пивной бутылки. Я развернул распечатки. Левая рука не действовала, и мне пришлось разглаживать мятую бумагу у себя на колене. Баня, экипаж, столовая, адрес и телефон Туманы. Листик с адресом и телефоном, жалобно шурша, превратился в крошечный комочек и упал на стриженую траву. К черту! Я не собираюсь воплощать мечтания ограниченного малолетнего бездельника. У меня и своих дел по горло! Где этот госпиталь?