Шрифт:
Мы напрасно ломали голову, что могло послужить поводом для столь внезапного изменения настроения в органах советской власти. Ведь совсем ничего не «произошло»! Я пришел к предположению, что дикий крик наших врагов и их яростные нападки на нейтральные страны – в том числе, в частности, на Советский Союз – и на нейтралитет вообще произвели такое впечатление на советское правительство, что оно стало опасаться втягивания СССР Антантой к большой войне, на которую он не способен и которой поэтому хочет избежать, равно как всего того, что могло бы дать англичанам и французам предлог для упреков Советскому Союзу в не нейтральном поведении или даже солидарности с Германией. Мне показалось, что быстрое прекращение финской войны произошло из похожих соображений. Конечно, каких-либо доказательств этих предположений не нужно приводить. Все-таки ситуация настолько обострилась, что я решил посетить господина Молотова, дабы обсудить с ним эти вещи, и после этой беседы уведомить министерство иностранных дел. Поэтому уже 8-го числа этого месяца я попросил господина Молотова о встрече, т. е. перед скандинавскими событиями. Фактически же посещение господина Молотова состоялось только 9-го в первой половине дня, т. е. после нашей скандинавской акции. В ходе этой беседы выяснилось, что советское правительство снова совершенно изменило направление. Остановка поставок керосина и зерновых была внезапно названа «сверхрвением подчиненных органов» (господин Микоян – заместитель председателя Совета народных комиссаров, то есть наивысшее советское должностное лицо после господина Молотова!), которые немедленно будут отправлены в отставку. Господин Молотов был любезен, охотно откликнулся на все наши претензии и обещал помощь. Он затронул – самостоятельно – некоторые интересующие нас пункты и сообщил об их положительном исполнении. Я должен сказать честно, что был полностью озадачен этими переменами.
На мой взгляд, для этого переворота имеется только одно объяснение: наша скандинавская акция должна принести огромное облегчение советскому правительству, так сказать свалить камень с его груди. В чем заключаются его заботы, не стоит пунктуально выяснять. Я предполагаю следующее: советское правительство всегда исключительно хорошо информировано. Если англичане и французы намеревались захватить Норвегию и Швецию, то можно с уверенностью предположить, что советское правительство знало об этих планах. Они, очевидно, вызвали у него панический ужас. Советское правительство вдруг представило англичан и французов на берегах Балтийского моря, готовыми к новому, как сообщил лорд Галифакс, рассмотрению финского вопроса? И наконец, самая большая опасность – быть втянутым в войну с двумя великими державами. Этот страх, очевидно, был позаимствован русскими у нас. Только таким образом можно понимать полностью изменившееся отношение господина Молотова. Сегодняшняя обстоятельная и яркая статья в «Известиях» о нашей скандинавской акции – она уже пришла к Вам по телеграфу – звучит как единственный вздох облегчения. Во всяком случае, по крайней мере в настоящий момент, здесь «все в порядке» и наши дела идут должным образом.
[подпись] Шуленбург.
Напечатано: Альфред Зайдль. Отношения между Германией и Советским Союзом в 1939–1941 гг. Документы Министерства иностранных дел. Тюбинген, 1949, № 129. С. 174–176.
Беретнинг XII, № 120. С. 200 f.
Н
ПЕРЕПИСКА ШВЕДСКОГО КОРОЛЯ ГУСТАВА И ГИТЛЕРА
(Напечатано: Transiteringsfr. I, апрель – июнь 1940 г. № 54. С. 66.)
Я уведомлен адмиралом Таммом о беседе, которую Вы имели с ним недавно в Берлине. В этой связи я узнал, что Вы задали ему вопрос, отклонит ли Швеция решительно любую английскую попытку перейти шведскую границу. Чтобы избегать в отношении этого любого превратного толкования, я хотел бы Вам, господин рейхсканцлер, настоящим торжественно заявить, что Швеция будет соблюдать самый строгий нейтралитет. Следствие этой позиции состоит в том, что Швеция полна твердой решимости безотлагательно протестовать всеми своими силами по поводу любого нарушения своего нейтралитета, в частности, любой попытки военного нарушения шведской границы, от кого бы она ни исходила. Наконец, я хотел бы добавить, что это заявление было передано как в Англию, так и во Францию.
[подпись] Густав.
(Напечатано: Transiteringsfr. I, апрель – июнь 1940 г. № 96. С. 108–110).
Берлин, 24 апреля 1940 г.
Ваше величество,
я благодарю за письмо от 19 апреля. Я с особенным удовлетворением принял к сведению Ваше торжественное заявление, что Швеция в этой войне будет придерживаться самого строгого нейтралитета всеми своими силами и безотлагательно возразит против любого нарушения этого нейтралитета, и в частности, любой военной попытки перейти ее границу.
Мое правительство уже 9 апреля дало шведскому правительству заверение, что шведской территории не коснется акция, навязанная Германии на севере. Я хотел бы воспользоваться случаем, чтобы повторить это заверение и торжественно заявить, что Германия непременно будет уважать нейтралитет Швеции.
Я сознаю, что эта позиция германского правительства соответствует естественному ощущению дружбы немецкого и шведского народов, я убежден также, что шведское решение о безусловном и вооруженном нейтралитете в этой войне будет служить верным интересам Швеции в будущем – в такой мере, как это было в течение последних месяцев.
Недавно мое правительство ознакомилось с официальными норвежскими документами, которые наглядно демонстрируют шведскую волю к нейтралитету и последовательность этой политики так же ясно, как они, наоборот, приводят доказательства односторонней антигерманской политики бывшего норвежского правительства. Предыдущее норвежское правительство давно рассчитывало на высадку англо-французских вооруженных сил и решило в этом случае вступить на стороне Англии и Франции в войну против Германии. Этим шагом, который должен был привести, к сожалению, к абсолютно бессмысленному и бесполезному кровопролитию и разрушениям на севере, бывшее норвежское правительство взяло на себя тяжелую вину перед историей. Ибо Германия, в противоположность западным державам, не испытывала даже самого незначительного интереса к расширению театра военных действий в Скандинавии. Германия пришла на север не как враг, а исключительно для обороны от непосредственно предстоящего англо-французского вторжения в северные государства. Я могу, Ваше величество, заверить Вас, что мое правительство имеет в руках неопровержимые доказательства англо-французского плана сначала изолировать Германию от шведских руд и затем атаковать ее с фланга.
Я не сомневаюсь, что акция, благодаря которой мы в последний момент опередили союзников и стараемся помешать Англии и Франции обосноваться в Скандинавии, – своими последствиями будет благословенно служить также северным народам. С этой точки зрения я также приветствую тот факт, что Ваше правительство сообщило английскому и французскому правительствам о своем решении всеми силами противиться любой попытке нарушения шведского нейтралитета.
Ввиду существующей между нашими правительствами ясности об обоюдной позиции Вы, конечно, согласитесь со мной в том, что, к сожалению, нервозность, вызванная недавно в Швеции тамошней прессой, абсолютно беспричинна и что не существует никакого повода приписывать преувеличенное значение отдельным инцидентам, объясняемым простым недоразумением с одной или другой стороны.