Но почему-то чувствовал странную неудовлетворенность.

— Как я заметил, мы получили приглашение на ежегодный бал-маскарад леди Грэм, — сказал он, разрезая говядину. — Конечно, скучное времяпровождение, да еще эти маски. Мне всегда делается от них жарко и страшно хочется чихнуть. Но я подумал, может, вы желаете поехать? Мелисанда слегка поморщилась, поднимая бокал.

— Спасибо, что спросили, но я не думаю, что мне хочется.

— А… — Он занялся мясом, но почему-то почувствовал разочарование. — Если вас беспокоит маска, я могу ее быстро сделать. Может быть, золотую с перьями и небольшими алмазами у глаз?

Она улыбнулась:

— Я выглядела бы в ней как ворона в павлиньих перьях. Спасибо, но нет.

— Конечно.

— Однако мне кажется, вы не прочь побывать на этом балу, — сказала она. — Я бы не хотела лишить вас удовольствия.

Джаспер подумал о проклятых, бесконечно длинных вечерах и о том, как он пытался оживить их компанией пьяных незнакомцев.

— Вы очень добры. Боюсь, я уступлю соблазну посетить бал-маскарад. Любопытно понаблюдать, как знатные джентльмены и леди с чувством собственного достоинства расхаживают в домино и масках. Это так по-детски, я понимаю, но это так.

Она ничего не сказала, а только с бокалом в руке наблюдала за ним. Морщинка пролегла между ее бровями. Возможно, он сказал что-то лишнее.

— Сегодня вы прекрасно выглядите, — сменил он тему разговора. — Особенно вы хороши при свечах.

— Я разочарована. — Мелисанда печально покачала головой. — Я сижу с одним из самых знаменитых любовников Лондона, а он рассказывает мне, как я хороша при свечах.

У него дрогнули губы.

— Я наказан, мадам. Думаю, мне следует восхищаться вашими глазами.

Она широко распахнула глаза:

— Потому что в их глубине отражается моя душа? Удивленный, он не сдержался и рассмеялся:

— Леди, вы суровый критик. Не рассказать ли вам о вашей чудесной улыбке?

— Можете, но я начну зевать.

— Я могу бесконечно восторгаться вашей фигурой. Она насмешливо изогнула бровь.

— Тогда я поговорю о вашей доброй душе.

— Но вы не знаете мою душу, добрую или какую-либо еще, — парировала она. — Вы меня не знаете.

— Вы уже это говорили. — Он откинулся на спинку кресла и осмотрел ее. Она отвернулась, избегая его взгляда, как будто сожалея о своих словах. И это только обострило его интерес. — Но вы даже не предложили мне заглянуть в вашу душу.

Она пожала плечами. Одну руку она прижимала к животу, другой вертела ножку бокала.

— Может быть, мне следует изучить ум возлюбленной жены моей. Я начну с простого, — ласково сказал он. — Ваша любимая еда?

Она взглянула на остывавшее мясо и йоркширский пудинг на своей тарелке.

— По-моему, это вкусно.

— С вами нелегко. — Он склонил голову набок. Большинство дам, с которыми он был знаком, любили поговорить о себе, это была их любимая тема. Но видимо, не его жены. — Я хочу спросить: что вы больше всего любите есть?

— Очень хорош жареный цыпленок. Его могут приготовить завтра, если вы не возражаете.

Он положил локти на стол и наклонился к ней:

— Мелисанда, что вы больше всего на свете любите из еды?

Наконец она взглянула на него:

— Не думаю, что у меня есть какое-то особо любимое блюдо.

Это уже теряло всякий смысл.

— Как можно не иметь любимого блюда? У всех есть любимая еда.

Она пожала плечами:

— Я никогда не думала об этом.

Теряя терпение, он откинулся на спинку.

— Копченый окорок? Масляное печенье? Зрелый виноград? Кекс с тмином? Силлабаб?

— Силлабаб?..

— Вы должны что-то любить. Нет. Обожать. Что-то, чего вам хочется глубокой ночью. Что-то, о чем вы мечтаете, когда пьете чай и слушаете сидящую рядом старую леди, бубнящую о кошках.

— У вас самого должно быть любимое блюдо, если верить вашей теории.

Он улыбнулся. Слабое нападение.

— Пирог с голубями, копченый окорок, малиновый торт, спелые свежие груши, хороший бифштекс, бисквиты прямо из печи, жареный гусь и любой сыр.

Она поднесла бокал к губам, но не стала пить.

— Вы перечислили многое вместо одного — любимого.

— Но у меня все же есть список.

— Допускаю, что вы можете не ограничиться одним любимым блюдом. — Она насмешливо скривила губы, и он впервые заметил, что, хотя эти губы не были пухлыми и соблазнительными, они были красиво и изящно изогнуты. — А может быть, поскольку одно не хуже другого, они все одинаково вам нравятся.