Шрифт:
— Он в "Рампе", там, где полосатый тент.
Парочка побрела в сторону ярко освещенного кафе, дождь поливал, Ньету текло за шиворот, пальцы Десире из холодных стали ледяными.
— Возьми меня под руку, чудище, — сказала она. — Пусть твой благодетель порадуется, какой ты…адаптированный.
— Не ругайся, — Ньет ухмыльнулся и зацепил тонкие пальчики себе за локоть.
Он выбрал столик на открытой веранде под тентом, откуда сквозь яблоневые ветви виднелся служебный вход — "подъезд N 6". Веранда по дождливой погоде была пуста, и это более чем устраивало его.
Асфальт зеркально блестел на проезжей части и на тротуаре, в нем отражались редкие прохожие под глянцевыми зонтиками и редкие машины, горбатые, лакированные дождем, в облаках водяной пыли. Ветер носил дождевые шквалы, стучал по матерчатой крыше, щелкал фестонами тента. Ряды пустых столиков, меж чугунных ножек намело лепестков, лепестки прилипли к влажному мрамору столешниц.
Он прислонил зонт-трость к соседнему стулу и сел. Из теплого кафе вышла официантка в крахмальном передничке и наколке.
— Я замерз, — сказал он ей. — Принесите что-нибудь горячего. И свежую газету, пожалуйста.
— Кофе, чай, лимонный поссет? Консоме с гренками? " Новости Катандераны", "Голос", "Светоч Дара"?
— Кофе и "Светоч", — заказал он наобум.
Снял черные очки и на мгновение прикрыл веки — пасмурный день ослепил отвыкшие от света глаза.
Из подъезда номер шесть вышла женщина под ручку с молодым человеком. Статная, высокая, привлекающая взор — танцовщица, подсказал первый взгляд.
Старуха — определил удивленный второй взгляд, но слово это не вязалось с очевидным. Ей много лет, но она не старуха.
Рядом шла девушка и держала над танцовщицей зонтик. И девушка, и молодой человек казались тенями рядом с ней. Ее усадили в длинную белую машину, погрузились сами и укатили.
Потом вышла Лара Край, в окружении, видимо, актеров. Они продолжали беседу на улице, спорили, толпились, размахивали руками. Над толпой расцвело несколько зонтов, кто-то натянул куртку на голову, но расходиться не спешили.
Один из актеров, тоже танцовщик — яркий, подвижный, как луч. Что-то говорит, но смотрит поверх голов, в сияющую даль, и сам будто вот-вот готов взлететь.
Звезда.
Хороший выбор, Лара.
— Ваш кофе и газета.
— Благодарю.
Он опустил голову, глядя как ловкие руки официантки расставляют на сыром мраморе белую чашечку с черным дымящимся напитком, молочник со сливками, блюдце с кубиками сахара. Кладут газету на край стола.
— Благодарю, — еще раз.
Официантка удалилась, но теперь оказалось, что на веранде он не один. Двое мужчин из компании Лары заняли столик подальше от дождевых брызг.
"Рейна Амарела прибывает сегодня в столицу с официальным визитом, посвященным созданию первой дарской промышленной зоны на Южном Берегу. На сегодняшний момент дарский экспорт на южное побережье составляют такие товары, как машины и оборудование, пшеница, железо, сталь, древесина и удобрения. Экспорт Южного Берега, со своей стороны, по большей части состоит из продуктов сельского хозяйства."
Допить кофе и убираться. Ловить здесь больше нечего.
Они зашли на веранду, поднятую от земли наподобие сцены. По кромке настила шли светильники — в точности как в театре.
Рамиро обнаружился в глубине веранды, в компании кружки с пивом и какого-то мужика в потертой военной форме. Художник кивнул, потом с веселым недоумением поднял бровь. Ньет ухмыльнулся еще шире и гордо повел спутницу к свободному столику. Потом вдруг притормозил.
— Смотри, вон человек сидит, слева, видишь? Тебе, наверное, будет интересно.
— Ну?
— А он не человек.
Фолари ясно видел темную, расплывающуюся маревом сердцевину, как черный язык пламени, там, где у обычных людей бьется сердце, проталкивая по жилам алую кровь.
— Ты откуда знаешь?
Десире уцепилась за него покрепче.
Человек с черным нутром спокойно пил кофе, потом почуял взгляд, но головы не поднял. Поля шляпы скрывали лицо.
— Просто знаю. Иди, познакомься, не хочешь?
Десире покачала головой и чуть отступила. Человек дернул углом рта, достал из бумажника купюру, подсунул под блюдце и неспешно вышел, обогнув застывшую парочку. Рядом с пустой чашкой осталась забытая газета и солнечные очки. И зонт-трость, прислоненный к соседнему стулу, тоже остался.