Андреева Наталия
Шрифт:
— Прекрати дурачиться.
Бронька скосил на хозяина карим глазом и отвернулся.
— Наглая лошадка.
Ответом ему было ожесточенное фырканье.
Вскоре караван тронулся. Дарен неспешно двигался около крытой брезентом повозки и старался подмечать любые мелочи. Погода меняться не собиралась: противная морось чередовалась с пронизывающим ветром, от которого у Дара то и дело слетал капюшон. Он ругался сквозь зубы, но загнать ветер обратно в его логово было ему не под силу.
Первый привал решили делать в лесу, где лапы елей могли хоть немного ослабить напор ветра с дождем. Отсыревшее дерево никак не захотело загораться, а после, едва занимаясь огнем, почти сразу же гасло, испуская тонкую струйку дыма, которую тут же размазывал по воздуху ветер. Когда все-таки был зажжен хилый костерок, все успели проголодаться и разозлиться, поэтому сваренная женой Родзата каша, пошла на ура, даже будучи недосоленной. Дарен чуть отодвинулся от костра, пропуская Шерена ближе: парень по дороге схватил простуду и теперь оглушительно чихал и шмыгал носом.
Дар посмотрел на его красный нос и белые руки, протянутые к костру, и в сильном сомнении, что сам сейчас выглядит иначе, пошел дальше в лес за зеройкой, отвар которой хорошо бодрил и мог хотя бы на некоторое время поставить Шерена на ноги. Молодая трава обнаружилась неподалеку, под еще полностью не озеленившейся березкой. Дарен нарвал тонких ломких стебельков, и направился обратно, стараясь не думать о том, что в сапогах уже оборот как хлюпало.
— На вот, завари себе.
— Это что? — подозрительно шмыгнул носом парень
— Зеройка.
— Где ты ее нашел? — изумился Шерен, но взял. — Она же лишь в начале месяца травня расцветает!
И, правда, где? Дарен провел рукой по мокрым волосам. Сын купца был прав: найти эту травку в середине здравня — все равно, что зимой в сугробе подснежник откопать. Но травка была — молодая, правда, но была.
— Эй, как там тебя? Дарен! — войник оглянулся: к нему навстречу бежал Захар. — Там, кажись, медведь-шатун, подсоби, а? Выручку за шкуру поровну поделим.
Дар поморщился.
— Ты уверен, что стоит?
— Так он на наш лагерь идет. — расхохотался парень. — Либо мы его, либо он здесь всех нас.
— Ладно, идем…
Картина была жалка. Дарен проверил самострел на руке, но, посмотрев на мишку, опустил руку. На ветке, прижавшись к стволу, сидел маленький тощий медвежонок. Черные глаза бешено сверкали в отсветах факелов, все четыре лапы скользили по скользкому от мороси дереву, а из глотки его рвались не то всхлипы, не то рыки.
— Ты чего? — удивился кто-то в тени.
— Это не медведь.
— А кто же это? — удивился Захар. — Саблезубая белочка?
— Я в детей не стреляю. Нужна шкура — добывайте сами.
И, развернувшись, пошел обратно к костру. Захар пожал плечами, кинул взгляд в спину Дарена и под гогот товарищей показал ему в спину оттопыренный большой палец. Если бы войник это видел, то скорее всего, молодой петух поплатился бы большим количеством синяков за оскорбление. Но у Дара на спине пока не росли глаза.
— Знаешь, Захар, я тут подумал… На кой нам такая маленькая шкура?
— Коврик себе сделаешь, — съязвил тот.
— Да ну, мороки больше.
— Тем более, говорят, в лесу в этом леший проказничает, а то как пойдет мстить.
— Бабушкины сказки до сих пор слушаешь на ночь?
— Тьфу на тебя. Мне медведь не нужен. Хочешь — стреляй. А я пойду.
— Да и мне тоже. Не бабе же из нее шубу делать!
Захар фыркнул, но, оставшись в одиночестве, вдруг тут же как-то странно почувствовал себя неуютно. И ему совсем не хотелось поворачиваться к загнанному детенышу спиной.
"А, пусть его! — ожесточенно подумал он. — Другого найду…"
Первыми дежурили Захар с еще одним молодчиком, имени которого Дарен так и не удосужился узнать. Впрочем, успеется еще. Парни сидели около костра и тихо стучали деревянными палочками: игра в ___ считалась неприемлемой в любом приличном обществе, но в походах позвенеть гладкими палочками — святое дело! Карты и то пользовались меньшей популярностью.
Войник думал, что заснет сразу же, как только голова коснется заплечного мешка, но он ошибся: сон никак не хотел идти, даже наоборот — все чувства обострились, заставляя прислушиваться и приглядываться к тому, на что раньше ты бы и вовсе внимания не обратил.