Гачев Георгий Дмитриевич
Шрифт:
Ну что ж?! Едешь на мучения. Вот они и начинаются. Мучения — от глупости — тебя и всей страны. От незнания меры. Но какое зло — к практичным, к умельцам!
Постскриптум
18.4.95. Перечитал вчера: интересно, конечно, но и — совестно. Односторонние уразумения тогдашнего «текущего момента», пришпиленные печатью, завыглядят как то, что я ВООБЩЕ считаю, «как думаю по данному вопросу», тогда как и во мне все текуче — и самоопровергаюсь постоянно, роскошь себе противоречить позволяю: ведь смертен, срочен мой умишко и по частичкам лишь постигать и высказывать Бытие и Сомысл в силах — в том числе, и что к чему в Истории, и в России, и в Америке, и каков человек каждый…
И человеческий образ мой вырисовывался малопривлекательным, а где — и отталкивающим. И мысли многие неверны, и прогнозы ошибочны. Особенно стыдно за характеристики и суждения о людях, что ненароком попадают в орбиту моей жизни и настроения — естественно, трепетного и переменчивого… И если о ком-чем сказал неверно, недружелюбно или плохо, — это о МОЕЙ плохоте свидетельствует, а не об объекте моего высказывания злого. Прошу принять мое повинение. Жгут меня эти места. Но жанр «исповести» не допускает ретуши. И потому:
И с отвращением читая жизнь мою, Я трепещу и проклинаю, И горько жалуюсь, и горько слезы лью, Но строк печальных не смываю.
А кто отвечать, опять же, будет — Пушкин? — Да, Пушкин.