Мильнерова смутилась.

— Ладно. Не так уж это важно. Просто меня обозлило, что дипломатка взяла сторону той фифочки. Я и решила хорошенько объяснить ей, кто она такая. Ну и поехала к ней.

— Откуда вы узнали, кто она и где живет?

— Она у нас заказ сделала, так? А при этом всегда записывают адрес.

— Пани Мильнерова, мы имеем основание думать, что заказ этот не был записан заранее.

— Ну и что? Она пришла, сказала, что ей требуется, и все.

Ничего подобного, конечно, не было. Когда Госсарт приехала в ателье, Карличек уже находился в «лавочке». Госсарт прошла черным ходом к Фидлеру. И Мильнерова не могла не только записать ее адрес, но даже и увидеть ее до инцидента. Мильнеровой не хотелось сознаваться, что Госсарт тем или иным образом ее пригласила. Но впутывать сюда Карличека в роли свидетеля и таким образом привлекать к нему внимание Мильнеровой я счел нецелесообразным.

— Из-за этой фифочки я даже не успела записать адрес клиентки, — с ненавистью проговорила Мильнерова. — А потом и не вспомнила б, если б... Вот! — Она вынула из сумочки визитную карточку. — Это мне оставила мисс Госсарт.

Я взял карточку, на которой было красиво напечатано:

— Оставьте себе на память. — Я вернул ей визитку. — И скажите, встретились ли вы в посольстве с Верой Климовой?

— А разве она там была?

— Спрашивать будем мы. А вы, пожалуйста, отвечайте.

— Ни с кем я там не встретилась, какое мне до нее дело? А мисс Госсарт приняла меня очень мило. Могу сказать, мы с ней подружились.

— Неудивительно, — вставил я. — У вас для этого была целая ночь и еще день. Но что вы думаете о таком совпадении: именно в то время, как вы завязывали дружбу с мисс Госсарт, в вашу квартиру кто-то приходил, причем пользовался вашими ключами?

Мильнерова оскорбленно выпрямилась:

— Позвольте, что вы хотите этим сказать?

— Я хочу сказать, что вы слишком поддались ее обаянию.

— Ну и поддалась! Вы правы. Вы забываете, в каком я была душевном состоянии. Вчера заведующий уволил меня без предупреждения. Я не возражала, хотя никакого такого права он не имел. Мне совершенно ясно, что вы не понимаете моего положения. Вам, наверно, вообще чужда всякая человечность. Здесь я это прекрасно заметила.

— Ваш заведующий внезапно умер.

— Это мне сказали, — вздернула она голову.

Не было смысла рассуждать с ней о человечности.

— Еще вопрос, пани Мильнерова. Видели вы вчера или сегодня Арнольда Фидлера?

— Нет, — не задумываясь, ответила она.

— А вы не допускаете, что, пока вы беседовали с мисс Госсарт, где-то в других комнатах посольства Арнольд мог беседовать с Верой Климовой?

— Ничего про это не знаю. Я была на квартире мисс Госсарт. Подробности об этом отказываюсь сообщить. Я не шпионка.

Она все время словно лаяла на меня, тем не менее мы со Скалой сохраняли полное и доброжелательное спокойствие.

— Уверяю вас, пани Мильнерова, — сказал я, — что наш интерес к личным апартаментам мадам Госсарт далеко не так велик, как ее интерес к вашему жилищу. Благодарим вас. Этого достаточно.

Она вскочила, как на пружинах.

— А то я уж думала, торчать мне здесь вечно! — Тоном своим она постаралась как можно яснее выразить, что оскорблена нашими действиями. Вскинув голову, она просеменила к двери, которую Скала с готовностью открыл перед ней. Походка ее была значительно — и, конечно, намеренно — моложе ее самой.

— Экое огневое винцо! — заметил Скала. — Посмотрим, как-то она будет наводить порядок дома. Возможно, ей поможет Гадраба. Сейчас-то она сама строптивость — это чтоб никто не добрался до ее совести.

— Следов преступник не оставил? — спросил я.

— К сожалению, опять нет. Рутинер какой-то попался.

— Надо осведомиться о Климовой в посольстве. Это, видимо, никаких результатов не даст, но Госсарт будет удивлена, если мы этого не сделаем. Я, конечно, не могу ей показаться, коли собираюсь предстать перед ней в другой роли. Буду вам обязан, если вы завтра утром зайдете к Госсарт. Я дам вам человека, знающего английский.

Скала согласился сразу, решив, что делу не повредит, если мы представимся мадам Госсарт несколько наивными.

— Но без результатов мой визит наверняка не останется, — добавил он, — потому что гарантирую: все, что скажет эта женщина, будет ложью. Достаточно перевернуть ее слова наоборот, и для нас, пожалуй, кое-что и наскребется. Поэтому мы будем очень внимательны ко всему, что она скажет.

Действительно, мы имели дело со смелой, вернее, с дерзкой игрой, для разоблачения которой необходимо было прибегнуть и к хитрости.