— Зачем это? Гарри нужно все рассказать.

— О, нет, Алиса! Ты все испортишь! Он такой чувствительный…

— Кто, Гарри? Впрочем, когда дело касается лично его, то да.

— Пожалуйста, сестричка, давай оставим все, как есть! У ребенка, которого я ношу, считай что вообще нет отца. Я хочу замолить этот грех. Хочу, чтобы он у него был. Не приемный, а настоящий.

— Но Гарри — не настоящий.

— Он так не думает.

— То есть ты хочешь, чтобы Гарри считал, что это ваш с ним ребенок? То есть наш с ним ребенок? Он по-прежнему будет думать, что ты — это я.

— Вот и хорошо.

— Хорошо? Наша мать поступила так же. Она манипулировала нами, своими детьми, как вещами, имеющими определенную ценность. И что из этого получилось?

— Получились две очаровательные женщины. Кстати, ты вернешься к Винсенту?

— Конечно, нет. — Алиса даже рассердилась. — В подобном обмене мужчинами есть что-то до такой степени пошлое, что от одной мысли об этом меня начинает трясти.

— Но это жизнь, Алиса! Реальность. Если тебе понравился Винсент…

— Сейчас не время обсуждать мои планы, — перебила ее Алиса. — У меня тут Гарри, очумевший от избытка чувств.

Гарри вышел в холл, взволнованно озираясь. На него оглядывались все представительницы противоположного пола, попадавшиеся навстречу.

— Какие наглые существа, эти женщины! — раздраженно сказала Алиса.

— Я их не замечаю, — на красивом лице Гарри появилась улыбка соблазнителя. — Никого, кроме тебя, дорогая.

«Разрази меня гром! — подумала Алиса. — Неужели он всегда был таким слащавым?» Она смотрела на Гарри, и ей больше не хотелось плакать. Сердце ее не сжималось и не ныло, и вообще: свидание оказалось обременительным. Если честно, Алиса пришла сюда с целью полечить свое самолюбие. Все-таки Гарри был ее мужем, ее любовью, кусочком ее жизни, и ей хотелось снова примерить эту любовь на себя, словно платье, помнящее первое свидание. И вот теперь выяснилось, что в нем она чувствует себя неудобно: наряд потерял всю свою привлекательность. Ей стоило труда спровадить Гарри обратно за столик.

Когда Элис, наконец, появилась возле входа, она облегченно вздохнула.

— Трепещу, словно девица, — призналась та, поправляя остриженные, как у Алисы, волосы. — Ты все решила окончательно?

— Да. С Гарри покончено.

— Точно не передумаешь? — озабоченно спросила Элис.

— Помнишь, как ты недавно встретилась с Дэннисом? У тебя еще было такое постное лицо…

— Как только он заговорил, я поняла, что все перегорело.

— Вот и у меня то же самое.

Они обнялись, и Алиса сказала:

— Я возвращаюсь в Москву.

— Ты же не хотела!

— Здесь мне было хорошо только потому, что я была вместе с Гарри. Я приехала сюда ради Гарри, понимаешь? — Она нахмурилась и добавила:

— Нет, я просто убеждена, что Гарри нужно все рассказать.

Элис сосредоточенно посмотрела на пальму, украшавшую холл, и нехотя произнесла:

— Наверное, ты права. Но как мы ему скажем?

— Давай просто войдем вместе в зал и сядем по обе стороны от него. Это будет самая изощренная женская месть в истории человечества!

Когда Винсент Хэммерсмит вошел в кабинет, Энди невольно поднялся со своего места. На госте был дорогой летний костюм и туфли, продав которые можно было бы съездить на курорт и неплохо там порезвиться. Это внушало уважение.

— Садитесь, — сказал Энди, указывая на кресло для посетителей.

— Как дела? — спросил Винсент, закидывая ногу на ногу. — Вижу, ваше дело процветает.

— Идут, — лаконично ответил Энди. — Думаю, вы ко мне тоже по делу?

— Элис не подавала о себе вестей?

Он и сам толком не знал, зачем отправился к Торвилу. Когда все закончилось и Элис уехала от него, забрав свои вещи, Винсент почувствовал пустоту, которую ничто не могло заполнить. Ему казалось, что в их с Элис отношениях осталось что-то недосказанное. Ему захотелось узнать доподлинно, как бывшая жена относилась к нему на самом деле. Энди Торвил некоторое время был очень тесно связан с Элис, он мог бы кое-что прояснить. Недолго думая, Винсент заявился в офис Торвила, но никак не мог подступиться к нужному вопросу.

— Послушайте, хм, Энди, — сказал он наконец. — Я попытаюсь объяснить цель своего визита максимально коротко.

В течение последующих тридцати минут Винсент максимально коротко пытался самыми окольными путями дать понять детективу, что в разгар расследования запутанного семейного дела он проникся нежными чувствами к своей жене и теперь, после того, как она бросила его, безмерно страдает.

Тайна о существовании близнецов распирала Энди. Во время достаточно сумбурного монолога Хэммерсмита он постоянно кряхтел, покашливал и вертелся на своем месте, будто горшок с кипящим содержимым, которому необходимо срочно дать выпустить пар. И когда на его столе зазвонил телефон, он схватил трубку с такой скоростью, будто делал это на спор.