— Да ладно, — пренебрежительным тоном заметил он, поворачиваясь к портье лицом. — Откуда тебе знать, что на Рябиновую? Тебе так и доложили?

— А че мне докладывать, когда я раньше там жил, — в голосе Николая Петровича проскользнула досада. — На месте моего родного дома теперь супермаркет стоит. Там латиноамериканцы всем распоряжаются, — пробормотал он. — По крайней мере, выглядят они как латиноамериканцы.

А рядом, в пятиэтажке — Димка Гречишников проживает, в однокомнатной с балконом. Он на этом балконе постоянно дрянь какую-то вывешивает — то плакаты, то флаги непонятных организаций, то идеологически вредные подштанники с фотографиями видных деятелей на заду.

— А лет сколько племяннику?

— Лет двадцать шесть, кажись. А зачем вам?

— Интересно, — ответил Кудесников. — Даже приятно. Оказывается, у руководителей города те же проблемы, что и у простых смертных. Значит, пятиэтажка, говоришь? Какая — слева или справа от магазина?

— Рябиновая, дом восемь, квартира пять, — быстро подсказал Николай Петрович. — Мой старший брат с ним в одной футбольной команде был. Дружили они… раньше. А сейчас с Димкой никто не дружит. Одиночка он, как есть.

Сыщик сел в машину и отправился на пресловутую Рябиновую улицу, благо дорогу туда он уже знал. Он еще не думал, как подступиться к Гречишникову, но поговорить с ним было просто необходимо. «Сдается мне, — думал Арсений, — что племянник Лебедева имеет некоторое отношение к Роману Сливке. А заместитель мэра и Сачков об этом знают». Информацией о том, состоит ли Гречишников в какой-нибудь неформальной организации, в секте или в кружке, портье, к разочарованию сыщика, не располагал.

Позже Кудесников не мог объяснить самому себе, почему он тогда не замаскировался — не надел свой паричок, не вставил фальшивые зубы, супинаторы в ботинки… Поддался порыву и поехал как был. Без труда отыскал нужный дом, нашел нужную квартиру и долго стоял под дверью, прислушиваясь. Звуков ссоры слышно не было — вообще ничего не было слышно, и он как раз раздумывал, звонить ли в— квартиру. Или все-таки Лебедев внутри? Если заместитель мэра увидит его здесь, случится нехорошее. «Я, конечно, мастер по части выкручивания из неприятностей, — думал Арсений, — однако в данном случае потребуется не мастерство, а скорость».

В то время как он размышлял, соседняя дверь приоткрылась и оттуда высунулась голова в бигуди. Бигуди лежали на голове плотными рядами и напоминали футуристический шлем. Носившая его пожилая дама сдвинула густые брови я строго спросила:

— Опять будете пикет организовывать?

— Нет, — заверил ее Арсений. — Я, собственно, совершенно по другому делу. По поводу неформальной организации, — наобум ответил он.

— Тогда идите в клуб, — посоветовала или, вернее, даже приказала голова. — Они там репетируют.

— Кто это — они?

— Как кто? Поборники справедливости.

— Это что, общество так называется? — Кудесников решил, что здесь он получит новую информацию, причем совершенно бесплатно.

— Сброд они, а не общество. А если их в Дом культуры к пускают, то только из-за Димкиного дяди. И то — какой он там дом? Сарай, да и только. Артистов теперь в новый возят, а этот скоро рассыплется.

— А как мне его найти? Дом культуры?

— Вон он прям за супермаркетом, — пояснила дама и злорадно добавила: — На задворках.

Кудесников поблагодарил ее, вышел на улицу и мгновенно сориентировался на местности. Не прошло и десяти минут, как он уже подъезжал к дому культуры, где надеялся отыскать Гречишникова. Машины заместителя мэра с меланхоличным шофером поблизости видно не было — уже хорошо.

Здание действительно оказалось старым, и пахло в нем тленом и гнилым деревом. Арсений открыл большую дверь, гулко захлопнувшуюся за ним. В мрачном холле, выложенном плиткой, никого не было. Кудесников аукнул — безрезультатно. Тогда он решил отыскать зал: по его разумению, все репетиции должны происходить на сцене.

Из обшарпанного фойе в зал вели два входа, дверь одного из них оказалась приоткрыта, У Кудесникова по спине прошел холодок. Стараясь ступать тихо, он приблизился и заглянул внутрь. Зал был тёмен. Длинные ряды кресел казались грядами

холмов, между которыми зияли чёрные бездны. Зато на сцену из-под потолка лился жиденький свет, окрашивая ее в грязно-желтый цвет.

На сцене стоял молодой человек — худой и узкоплечий, с шапкой кудрявых волос на голове и довольно длинными баками. Круглые очки на унылом лице делали его похожим на замученного учёбой студента. В руке он держал щётку, которой энергично чистил плюшевый занавес, даже издали казавшийся несвежим.

— Ау, — позвал Кудесников, не особенно повышая голос, чтобы не напугать энтузиаста. — Вы Дмитрий Гречишников?

Тот опустил щётку и повернулся на голос. Во всем его облике читалось раздражение.

— И что вам, идиотам, постоянно нужно? — устало спросил он. — Отстаньте от меня.

— Да я, в общем-то, еще и не приставал, — весело откликнулся Кудесников, приближаясь по центральному проходу к сцене. — Меня зовут Арсений, и я пришел спросить о Романе Сливке.

— О, черт! — Гречишников отбросил щётку, и она поскакала по полу, издавая оглушительный грохот. — Я тут ни при чем, уже устал говорить! Я не видел его черт знает сколько времени! Ему все у нас не нравилась — иерархия, наши еженедельные отчёты, доверительные беседы… Я не знаю, какого черта он попёрся на Рябиновую улицу и кто его грохнул!