После этого он побежал к вестибюлю, к железным воротам, чтобы позвать своих солдат; ворота уже были закрыты, тяжелые железные засовы были задвинуты и заперты на замок стариками-садовниками, которых разбудил колокол привратницы. «Я попал в западню», — подумал Джулио. Он сказал это своим людям. Безуспешно пытался он сбить один из замков запора своей шпагой; если бы ему удалось это сделать, он мог бы поднять засов и открыть ворота. Но его шпага сломалась в дужке замка; в то же мгновение его ранил в плечо один из слуг Кампиреали, прибежавший из сада; Джулио обернулся и прижался к железной двери; на него напало несколько человек, он защищался кинжалом. К счастью, из-за полного мрака все удары шпагой, наносимые ему, попадали в кольчугу. Все же его больно ранили в колено; он бросился на человека, сделавшего слишком большой выпад, убил его ударом кинжала в лицо и завладел его шпагой. Тогда он почувствовал себя спасенным; он стал у левой стороны ворот, во дворе. Прибежавшие солдаты Джулио дали пять-шесть выстрелов через решетку ворот и обратили в бегство слуг Кампиреали. Мрак вестибюля изредка нарушался вспышками пистолетных выстрелов.

— Не стреляйте в мою сторону! — крикнул Джулио своим солдатам.

— Вот вы и попали в мышеловку, — сказал совершенно хладнокровно капрал, находившийся по другую сторону решетки. — У нас трое убитых. Сейчас мы разрушим косяк ворот, только не с той стороны, где вы находитесь. Не приближайтесь. В нас будут стрелять; в саду находятся враги.

— Эти мерзавцы — слуги Кампиреали, — сказал Джулио.

Он еще разговаривал с капралом, когда, услышав шум голосов, неприятель снова начал обстреливать их из части вестибюля, примыкавшей к саду. Джулио укрылся в каморку привратницы, помещавшуюся слева от входа. К своей великой радости, он нашел там небольшую лампаду, теплившуюся перед образом Мадонны. Он взял ее с большими предосторожностями, чтобы не погасить, и тут только с огорчением заметил, что весь дрожит. Он рассмотрел свою рану на колене, которая причиняла ему сильную боль. Из ноги обильно текла кровь.

Осмотревшись, он с удивлением узнал в женщине, лежавшей без чувств на деревянном кресле, молоденькую Мариэтту, камеристку и наперсницу Елены; он привел ее в чувство.

— О, синьор Джулио! — воскликнула она, заливаясь слезами. — Неужели вы хотите убить Мариэтту, вашего друга?

— Вовсе нет; скажи Елене, что я прошу у нее прощения за то, что нарушил ее покой; скажи ей, чтобы она вспомнила о благовесте с Монте-Кави. Вот букет, который я собрал в ее саду, в Альбано; он немного запачкан кровью; ополосни его, прежде чем отдать ей.

В это мгновение он услышал залп из аркебуз в коридоре: это монастырские bravi напали на его солдат.

— Скажи мне, где ключ от калитки? — спросил он у Мариэтты.

— Его здесь нет, но вот ключи от замков на воротах, вы сможете выйти.

Джулио схватил ключи и выбежал из каморки.

— Не ломайте стену, — сказал он своим солдатам, — у меня есть ключ от ворот.

Наступило молчание, во время которого он пытался открыть замок. Сначала он взял не тот ключ, попробовал другой, и наконец ему удалось открыть дверь, но в тот момент, когда он поднимал железный болт, кто-то выстрелил почти в упор в его правую руку. Он сразу почувствовал, что рука отказалась ему служить,

— Подымите железный болт! — крикнул он своим людям.

Он мог бы этого не говорить. При вспышке пистолетного выстрела они увидели, что загнутый конец железного болта наполовину вышел из гнезда. Тотчас же три или четыре мускулистые руки подняли болт, вытащили его конец из кольца и опустили вниз. Половина ворот открылась; капрал прошел внутрь и тихо сказал Джулио:

— Делать тут больше нечего, из наших осталось невредимыми только трое или четверо; пять человек убито.

— Я потерял много крови и, кажется, сейчас лишусь сознания; велите унести меня.

Не успел Джулио сказать это, как монастырские солдаты дали по ним еще три-четыре выстрела, и храбрый капрал упал мертвым. К счастью, Угоне слышал приказание Джулио и позвал двух солдат, которые подняли капитана. Находясь еще в сознании, он велел им отнести себя к калитке в глубине сада. У солдат вырвалось проклятие, но все же они повиновались.

— Сто цехинов тому, кто откроет эту калитку! — крикнул Джулио.

Но калитка не поддавалась, несмотря на яростные усилия трех дюжих солдат. Один из двух старых садовников, стоявший у окна второго этажа, непрерывно стрелял в них из пистолета, но этим только освещал им путь.

Безуспешная попытка открыть дверь истощила последние силы Джулио, и он окончательно лишился чувств. Угоне велел солдатам немедленно унести капитана, а сам вошел в каморку привратницы, вытолкал оттуда испуганную Мариэтту и приказал ей строго-настрого поскорее убираться и никому не рассказывать, кого из нападавших она узнала. Он вытащил солому из матраца, сломал несколько стульев и поджег каморку. Убедившись, что огонь разгорелся, он быстро выбежал, провожаемый выстрелами монастырских bravi.

Лишь на расстоянии ста пятидесяти шагов от монастыря он нагнал потерявшего сознание капитана, которого чуть ли не бегом уносили солдаты. Через несколько минут они вышли из города. Угоне велел им остановиться. С ним было только четверо солдат; двух из них он отослал обратно в город, приказав им стрелять через каждые пять минут.

— Постарайтесь разыскать ваших раненых товарищей, — сказал он, —— и уходите из города до восхода солнца. Мы пойдем по тропинке к Кроче Росса. Если вам удастся поджечь город, непременно сделайте это.