— Салли. — Он прикоснулся к руке матери. — Я не могу сказать, будто знаю, что там происходило между тобой и Перси все эти годы. Но мне кажется… кажется, что Перси хочет совершить что-то благородное. Жаль, что мне не хватает смелости на такие вещи.

У меня комок подступил к горлу. Не часто приходилось мне слышать подобные слова в свой адрес!

Мама уставилась в свой стакан с лимонадом. Вид у нее был такой, будто она вот-вот заплачет. Я вспомнил, что говорила Гестия о том, как это трудно — уступать, и подумал: наверно, мама сейчас как раз осознает эту истину.

— Перси, — сказала она, — я даю тебе мое благословение.

Я не почувствовал никаких изменений. Никакой волшебный свет не залил кухню… ничего в этом роде. Я бросил взгляд на Нико.

Он казался взволнованным, но кивнул мне сухо:

— Пора.

— Перси… — проговорила мама, — последнее, что я хочу сказать тебе на прощание. Если ты… если ты останешься в живых после схватки с Кроносом — дай мне знать. — Она порылась в сумочке и вытащила свой сотовый.

— Ма… ну ты же знаешь, полукровки и сотовые…

— Я знаю, — прервала она меня. — Но на всякий случай. Если ты не сможешь позвонить… может, подашь знак, который будет виден с любого места на Манхэттене. Чтобы я знала: ты жив.

— Как Тезей, — подсказал Пол. — Он должен был поднять белые паруса, когда возвращался в Афины.

— Вот только он забыл, — пробормотал Нико. — И его отец в отчаянии спрыгнул с крыши дворца. Но в остальном идея была неплохая.

— А как насчет флага или сияния? — спросила мама. — С Олимпа — с Эмпайр-стейт-билдинга.

— Что-нибудь синее, — улыбнулся я.

У нас сто лет была такая дежурная шутка о синей еде. Синий — мой любимый цвет, и мама изо всех сил старалась доставить мне удовольствие. Мой торт на день рождения, моя корзиночка на Пасху, мои конфеты на Рождество — непременно были синими.

— Да, — согласилась мама. — Буду ждать синего сигнала. И постараюсь не прыгать с крыши дворца.

Она обняла меня напоследок. Я старался прогнать мысли о том, что прощаюсь с ней навсегда. Потом я пожал руку Полу, и мы с Нико подошли к кухонной двери и посмотрели на Миссис О’Лири.

— Извини, девочка, — сказал я. — Но нам предстоит еще одно путешествие по теням.

Она заскулила и обхватила лапами нос.

— Куда теперь? — спросил я у Нико. — В Лос-Анджелес?

— Нет, — ответил он. — В Царство мертвых есть вход и поближе.

Мы возникли из теней в Центральном парке к северу от пруда. Миссис О’Лири с трудом перепрыгнула через груду камней. Она начала принюхиваться, и я испугался, как бы она не пометила территорию, но Нико сказал:

— Ничего страшного, она просто чует обратный путь домой.

— Через скалы? — Я нахмурился.

— В подземное царство есть два основных входа. Тебе известен лишь один — в Лос-Анджелесе.

— Лодка Харона?

Нико кивнул.

— Большинство душ направляются тем путем, но есть дорожка и поуже, и найти ее потруднее. Дверь Орфея.

— Это тот, который с арфой?

— Это тот, который с лирой, — поправил меня Нико. — Но это именно он. Он с помощью музыки очаровал землю и открыл новый путь в Царство мертвых. С помощью своих песен он пробрался во дворец Аида и чуть не ушел оттуда с душой своей жены.

Я вспомнил эту историю. Орфей не должен был оглядываться, выводя жену из царства Аида, но он не удержался — оглянулся. Это была одна из тех типичных историй типа «и тут они померли — занавес». У нас, полукровок, когда мы слушаем такие истории, всегда слезы на глазах.

— Значит, мы направляемся к двери Орфея. — Я сделал вид, что поражен, однако передо мной была всего лишь груда камней. — И как же она открывается?

— Нам нужна музыка, — сказал Нико. — Как у тебя с вокалом?

— С пением? О нет, только не это! А ты не можешь ей сказать, чтобы она просто открылась? Ведь ты как-никак сын Аида.

— Тут все не так просто. Нам нужна музыка.

Я точно знал: если я примусь петь, то начнется землетрясение.

— У меня есть предложение получше. — Я повернулся и позвал: — Гроувер!

Ждать пришлось долго. Миссис О’Лири свернулась калачиком и задремала. Я слышал кузнечиков в лесу и уханье совы. С Сентрал-Парк-Уэст доносился шум машин. Где-то неподалеку слышалось цоканье копыт — может быть, наряд конной полиции. Наверняка они заинтересуются двумя парнями, ошивающимися в парке в час ночи, если заметят нас.