— Какой же бред, когда она его нянчит и ходит за ним, как дворняжка?

— Эту дворняжку можно в сани впрягать! Они вылетели на улицу, Вечерников метнулся в одну сторону, в другую, наконец сообразил, куда нужно бежать, и припустил со всех ног. Впереди замаячила знакомая спина.

— Ульяна, стой! — крикнул он, ощущая себя пограничником, заметившим диверсанта. — Стой, стрелять буду!

— Ружьё-то не взял! — укоризненно крикнул дед Тихон, и Ульяна, заслышав эти слова, припустила бегом.

Бездыханная жертва подпрыгивала у нее на плече, и у Вечерникова при виде ее босых ног сжалось сердце. Что он скажет младшему брату, когда тот вернется из своей командировки? Что они пригласили погостить его невесту на выходные и убили ее?!

Между тем в доме начали зажигаться окна. Одна рама со стуком открылась, и голос Элины Аркадьевны пролился из комнаты в сад:

— Эй! Кто у нас там все время бегает?

— Это я, Элиночка! — крикнул дед.

— Тиша? У тебя опять бессонница? Когда ты придёшь?

— Сейчас Ульяну поймаю и приду!

Повисла мёртвая тишина, а потом Элина Аркадьевна низким голосом протянула:

— Что-о-о?!

Тем временем Вечерников сделал мощный рывок и настиг преступницу.

— Ульяна, тебе не уйти!

Сообразив, что это чистая правда, та совершенно неожиданно для преследователей остановилась, и они оба едва не налетели на нее. И дед Тихон ёрнически воскликнул:

— Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом!

Ульяна начала медленно поворачиваться, а Вечерников уже протянул руки к Маргарите, ощупывая те части ее тела, которые попадались под руку, в надежде ощутить биение жизни.

— Что ты с ней сделала? — страшным голосом спросил он. — Живо отвечай!

Поскольку Маргарита висела вниз головой, он никак не мог добраться до ее лица и все отводил и отводил волосы.

— Ну… Немножко зашибла ее, — виноватым голосом ответила Ульяна, встряхнув свою поклажу. — Не рассчитала чуть-чуть.

— А куда ты ее тащила?!

— Поглубже в сад.

— Зачем, боже милостивый?!

— Знала, что вы орать будете, — тон ее снова стал сварливым. — Я ее сама хотела в чувство привести.

— Могу себе представить, — рявкнул Вечерников, отбирая у нее Маргариту и опуская на землю. В лунном свете та казалась очень бледной. — Что ты ей повредила?

— Ничего, — пожала могутными плечами Ульяна. — В ней только что-то хрустнуло.

На самом деле Маргарита уже давно пришла в себя. Просто она настолько обалдела от Ульяниной активности, что не сразу поняла, что происходит. А когда сообразила, что ее уже бегут спасать, решила на время «потерять сознание».

— Игорева невеста-то так драпала от нашей Ульки! — сам себе рассказывал дед Тихон. — Ажио пятки сверкали. А та ее, значит, ловила.

— Зачем ты ее ловила? — бросил Вечерников, стоя на коленях и с облегчением прижимая пальцами бьющуюся на горле Маргариты жилку.

— Да у нее крыша поехала, — презрительно ответила Ульяна.

— А мне кажется, это у кого-то другого крыша поехала!

Тут на дорожке появилась процессия, состоящая из Элины Аркадьевны, старшего Квитков-ского и его жены. Первая была запакована в длинный плащ, второй выскочил прямо в пижаме, а Надя — в пеньюаре и домашних туфлях с помпонами из крашеного гагачьего пуха.

— Ульяна разделалась с Игоревой невестой! — радостно сообщил им Тихон.

Спать он все равно толком не спал, а тут такое развлечение!

— Как? Что? Когда? — посыпались вопросы. Право нести пострадавшую в дом негласно предоставили Вечерникову. Впрочем, составить ему конкуренцию мог только Антон Квитков-ский, но тот свою помощь даже не предложил.

— Нужно было включить прожектор, — говорила Элина Аркадьевна, зябко поводя плечами. Несмотря ни на что, ночь была довольно прохладной, а она береглась от переохлаждения.

— Ульяна, ты совершенно не помнишь никаких рамок! — возмущалась Надя. — Ты здесь на службе и не должна позволять себе всяких… бесчинств! — Она постоянно подчёркивала статус хозяйки, который сама себе незаконно присвоила.

На этот раз правило, запрещающее прикасаться к чужим девицам, было забыто. Вечерников нес Маргариту так осторожно, словно она была бесценной вазой эпохи Мин, а он — археологом, впервые прикоснувшимся к этому чуду. Когда они поднимались по лестнице, у пострадавшей затрепетали ресницы. На последней ступеньке она открыла затуманенные глаза и слабым голосом спросила: