Говоря о праве верховного распоряжения черными землями, принадлежащего корпорации бояр, В. Л. Янин замечает: «Полагаю, что первоначальные основы этого права закладываются при Ярославе Владимировиче, когда впервые государственный доход не только целиком остается в Новгороде, но становится предметом раздела между новгородцами по иерархическому принципу: в 1016 г. князь Ярослав раздает старостам и новгородцам по 10 гривен, а смердам по 10 гривен» {238} . Исследователь, рассуждая о «государственном доходе», целиком оставленном в Новгороде, подразумевает, наверное, прекращение Ярославом выплаты дани Киеву. Но та дань, которую новгородцы выплачивали киевским князьям, едва ли тождественна государственному доходу Новгорода, поскольку дань есть плата всего населения Новгородской земли (в том числе и бояр), предназначенная киевскому князю и добытая вооруженной рукой. Недаром Владимир, узнав о своевольном поступке Ярослава, велел собираться в поход на Новгород, чтобы восстановить нарушенный даннический порядок. И только смертельная болезнь киевского князя помешала состояться этому походу. Нельзя принять безоговорочно и ссылку на летописное известие 1016 г., из которого явствует, что Ярослав, добыв с помощью новгородцев Киев, оделял их деньгами: «Ярослав иде Кыеву, седе на столе отца своего Володимира; и абие нача вои свои делите, старостами по 10 гривен, а смердом по гривне, а новгородцом по 10 гривен всем и отпусти их всех домов» {239} . Мы склонны тут видеть княжеский дар. Если же называть это разделом государственного дохода и видеть в нем отражение боярского права верховного распоряжения черными землями, то следует тогда признать носителем этого права не только бояр, но и смердов, которых летописец называет среди тех, кто участвовал в упомянутом разделе.

Таким образом, концепция верховной земельной собственности боярства как первоначальной формы феодального землевладения, утвердившегося в довотчинный период новгородской истории (X–XI вв.), нуждается, по нашему мнению, в дополнительном обосновании. Поэтому принять ее мы пока не можем.

Но, расходясь с В. Л. Яниным в вопросе о корпоративной земельной собственности бояр, мы полностью разделяем его точку зрения на историю новгородской вотчины. Мысль ученого, согласно которой боярская вотчина начинает свою жизнь с XII в. и завоевывает господствующие позиции лишь к середине XIV столетия, представляется нам доказанной. А это значит, что на протяжении XI–XII вв. собственность свободных общинников доминировала в новгородском обществе, питая жизнедеятельность местной общины. Отсюда — демократический характер веча, которое конституировалось в верховный орган, распространивший свой суверенитет над Новгородской землей. Именно вече было источником власти князя, посадника, тысяцкого и сотских — должностных лиц, избираемых для управления новгородской общиной. К середине XII в. социально-политическая организация в основном определилась, что позволяет заключить о завершении становления города-государства в Новгородской земле. Дальнейшая история Новгорода в домонгольский период Руси шла путем утверждения и развития принципов, выработанных на протяжении XI — середины XII столетий. Аналогичную картину наблюдаем в соседних с Новгородом Полоцкой и Смоленской землях.

История Полоцка во многом схожа с историей Новгорода. Так же рано, как и в волховской столице, здесь обозначилось стремление избавиться от господства Киева. Судя по всему, Полоцк раньше Новгорода освободился от киевского засилья. Уже появление на княжеском столе в Полоцке Рогволода, согласно предположению некоторых исследователей, свидетельствовало о возраставшей самостоятельности Полоцка {1} . По мнению А. Н. Насонова, Владимир Святославич, «воздвигая отчину» Рогнеды, учитывал настроение полочан {2} . Все это, конечно, гипотезы. Но на фоне новгородских событий начала XI в. и последующей истории Полоцка они выглядят вполне правдоподобными.

Под 1021 г. имеются сведения о нападении Брячислава на Новгород {3} . Борьба полоцких князей с Новгородом в то время означала, по сути дела, борьбу с Киевом, поскольку подчинение Полоцка Киеву шло через Новгород {4} . Не случайно Ярослав немедленно пресекает набег Брячислава карательной экспедицией, завершившейся разгромом последнего на р. Судомири {5} . Брячислав в своей борьбе с Киевом опирался на растущие силы полоцкой городской общины, что подтверждает известная «Eymundar Saga», отразившая события того далекого времени. Один из героев этой саги — Эймунд предлагает полоцкому князю свои услуги в борьбе с киевским властителем. Князь отвечает: «Дайте мне срок посоветоваться с моими мужами, потому что они дают деньги, хотя выплачиваю их я» {6} . Г. В. Штыхов почерпнул отсюда сведения о боярском совете в Полоцке {7} , Но далее сага говорит о том, что полоцкий конунг «собирает тинг со своими мужами» {8} . Этот факт мы можем рассматривать как свидетельство о вече, ибо тинг в системе социально-политических отношений скандинавов той поры не совет знати, а народное собрание, во многом подобное древнерусскому вечу {9} . Вероятно, городская община Полоцка к тому времени настолько окрепла, что без нее князь не мог принимать сколько-нибудь важное решение.

В событиях 1021 г. привлекает внимание еще одна деталь, весьма существенная для нашего исследования. После заключения мира с киевским князем Брячислав получил право собирать доходы с городов Витебск и Усвят {10} . Это указывает на процесс формирования полоцкой волости, которая уже в этот ранний период достигала значительных размеров. По верному наблюдению А. Н. Насонова, территория Полоцкой области «росла не без помощи военной силы» {11} . Не последнюю роль сыграла тут заинтересованность городской общины в захвате одного из ответвлений знаменитого пути «из варяг в греки». Данные летописей и на этот раз подтверждает сага, говорящая о том, что князь полоцкий правит Полоцком и той областью, которая лежит подле {12} .

Всеслав, оказавшийся на полоцком столе после смерти отца, продолжает политику своего предшественника. После короткого перерыва, во время которого полоцкие вои участвовали даже в общем походе на торков(1060 г.), он напал на Новгород. И в 1067 г. войска Ярославичей подошли к Минску. Минск тогда входил в полоцкую «область».

Полоцк стремился покончить с зависимостью от поднепровских князей и киевской общины. Вот почему вполне резонно предположение Г. В. Штыхова о том, что не без поддержки полоцкого веча «выгна Всеслав Святополка из Полотьска» {13} . Полочанам наверняка не мог импонировать навязанный из Киева князь. Борьба продолжалась, и теперь полочанам во главе с Всеславом пришлось столкнуться с таким виртуозом военного дела, каким был Владимир Мономах. Нет необходимости описывать перипетии этой борьбы. Для нас важно еще раз подчеркнуть, что без содействия полоцкого земства, кровно заинтересованного в освобождении от киевского влияния, столь долгая борьба с могущественным южным властителем была бы невозможна. О причастности к ней полоцкой земщины говорит сама ее ожесточенность. Так, напав на Минск, Владимир «изъехахом город, и не оставихом у него ни челядина, ни скотины» {14} . Подобное разорение свидетельствует лишь об одном: активном участии жителей Минска в военных предприятиях своего князя.

Пострадал от Мономаха и Друцк {15} . Гоняясь за Всеславом, воины Владимира Мономаха опустошили полоцкую землю «до Лукомля и до Логожьска» {16} . Перед нами территория формирующейся полоцкой волости-земли.

Во второй половине XI в. складывается понятие Полоцкой волости, в результате чего на всех жителей земли переносится название главного города, что запечатлено в летописном рассказе о чудесах в Полоцке, где всадники-невидимки «уязвляху люди полотьскыя и его область. Тем и человеци глаголаху: яко навье бьють полочаны. Се же знаменье поча быти от Дрьютьска» {17} . Как явствует из летописного текста, слово «полочане» покрывало не только население Полоцка, но всей полоцкой области, в том числе Друцка, откуда пошло «знамение» {18} .

Формирование Полоцкой волости за счет славянских земель к исходу XI в. в основном завершается. Дальнейшее ее расширение осуществляется теперь в неславянских землях Прибалтики. Но уже с начала XII в. мы наблюдаем определенные проявления распада только что сложившегося волостного единства. Усиливается общественно-политическая активность земства и одновременно начинается борьба главного города с пригородами, испытывающими тягу к самостоятельности.

Новые веяния в истории Полоцкой волости обнаруживаются достаточно отчетливо в соперничестве Давида и Глеба Всеславичей. Сам факт появления «удельных» князей — знак не столько роста княжеской семьи, сколько возросшей самостоятельности пригородов. «Удельные» князья выступают, несомненно, как выразители интересов местных городских общин. Внешне это выливалось в военные столкновения. Так, в 1104 г. Давид в союзе с южнорусскими князьями нападает на Минск {19} . Устанавливается и различная внешнеполитическая ориентация местных князей: друцкие князья (Борисовичи) опирались на Мономаха и мономашичей, а минский князь и его сыновья на Изяславичей, а потом на Ольговичей. Тем не менее борьба с югом продолжалась, хотя и в усложнившейся обстановке. Ее вдохновителем на длительный срок стал Глеб Минский — представитель минской волости, которая в то время уже отпочковывалась от Полоцкой. Налицо деятельное участие в этой борьбе земщины. Жители Друцка, например, действовали столь активно, что князь Ярополк Владимирович даже переселил их в свое княжество, где «сруби город Желъди дрючаном» {20} . Под 1117 г. В. Н. Татищев сообщает: «Глеб Минский князь с полочаны паки начал воевать области Владимировых детей: новогрудскую и смоленскую. Владимир, хотя беспокойство сего князя смирить, послал Мстислава сына с братиею и воевод с довольным войском и велел, как возможно, Глеба самого, поймав, привезти» {21} . Если это известие расценивать как свидетельство о союзе минского князя с полочанами {22} , то надо признать, что минская волость в рассматриваемое время еще не обособилась полностью от главного города Полоцка, тяготея к нему.