— Хорошо, я жду,— сказал он. И хотел было добавить: «Но только, ради Бога, не стоит воспринимать это так, будто я собираюсь тебя поджаривать на медленном огне,— мы просто побеседуем, чтобы выяснить кое-какие факты». Однако вслух этого не произнес. Почему? Во время утреннего разговора с Мадлен он пришел к выводу, что чисто теоретически Винге вполне мог бы задумать, рассчитать по времени и совершить убийство. Поэтому он решил пока что оставить эти умозаключения при себе, чтобы воспользоваться ими, если возникнет надобность, и вместо этого сухо сказал: — Раз ты так торопишься, значит, у тебя есть нечто важное, что ты хочешь мне рассказать, не так ли?

— Нет, ничего такого,— проскрипел голос в трубке.— Однако на твои вопросы я отвечу.

В дверь нервно постучали, и Тирен еще не успел ответить, как Стен Винге уже вошел. Подняв руки, он сделал извиняющийся жест.

— Я не стал пользоваться кнопкой,— начал он,— поскольку решил, что ты в кресле и не стоит заставлять тебя бежать к столу и нажимать кнопку «Входите!». Надеюсь, ты меня извинишь.

Тирен про себя усмехнулся. Подобное извинение лучше всяких слов говорило о том, какой хаос царит сейчас, должно быть, в мозгу у этого человека. Он сделал любезный приглашающий жест в сторону софы, однако Винге предпочел устроиться на краешке второго кресла. Тирен подчеркнуто медленно поднялся, достал еще один бокал и поставил на стол.

— Шерри?

— Спасибо, с удовольствием. Я сегодня весь день не в своей тарелке. Мама начала приставать ко мне с самого утра — разбудила меня, когда не было еще и шести. Сказала, что надо хорошенько подготовиться и собраться с мыслями теперь, когда ко мне перешли обязанности Виктора.— Он нервно засмеялся.— Черт возьми, до чего она любит меня опекать. «Стен, мальчик мой, пора собираться в школу. Хорошенько вымой шею и почисть ногти — и не забудь книжки». Черт возьми! Да чего уж там — лей полный.

Тирен рассмеялся. Даже если предположить, что Стен Винге действительно облачится в мантию своего бывшего шефа, что вообще-то абсолютно исключено, то, во всяком случае, он от этого не станет менее забавным. Он налил бокал доверху, сам же ограничился всего несколькими каплями.

— Сколь! — предложил он.— За маму, а также за эту твою вспышку — может, теперь тебе полегчает.

Потом вдруг разом посерьезнев, он посмотрел на Винге и поймал его взгляд. Взгляд не был бегающим, однако и спокойным его не назовешь — какой-то робкий, неуверенный. Тирен сказал:

— Когда ты звонил мне, то сослался на Мадлен. Вы с ней разговаривали?

— Да, конечно, я спросил ее, почему это вдруг посольство решилось на отмену дипломатического иммунитета. Может, ты мне это объяснишь? Ее ответ был довольно расплывчатым.

— Полиции нужны определенные сведения,— уклончиво сказал Тирен.— С нашей стороны было бы ошибкой избегать сотрудничества с ними. Однако,— и он сделал ударение на этом слове,— все это также должно означать, что мы не расцениваем данное дело как касающееся нас непосредственно. Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду…

Винге стиснул зубы и кивнул:

— О'кей. Так что ты хотел у меня узнать?

— Какого ты мнения об отношениях между Мадлен и Вульфом?

Винге был явно удивлен:

— Каких отношениях?

— Ну, она же была его секретаршей. У тебя никогда не создавалось впечатления, что между ними что-то есть еще?

— Ты имеешь в виду…— Удивление переросло в изумление.— Ты считаешь, что Мадлен и Виктор… Нет, Джон, в это я ни за что не поверю.

— Но он…— Тирен попытался придать своим словам некий скрытый смысл. Винге протестующе поднял руку.

— Да нет, можешь быть уверен, у Виктора с Мадлен не было никаких тайн, кроме служебных. Господи,— он даже рассмеялся,— да она ведь отличная девчонка.

В устах Винге подобное выражение звучало как-то фальшиво. От этого гладко прилизанного человечка — классический тип бюрократа со слишком высоким и жестким воротничком, охватывающим худенькую шею, которая, если не считать крупного, похожего на боб, кадыка, мягко переходила в строгий серебристо-серый галстук, в свою очередь исчезающий под лацканами темно-серого в полоску в тон галстуку пиджака,— ждать от такого человека подобного выражения как-то даже не приходило в голову. Однако Тирен уже давно привык к тому, что строгая внешность отнюдь не всегда соответствует тем выражениям и чувствам, которые скрываются за нею. Так, по-видимому, было и в этом случае. Он сказал:

— Конечно. А ты сам — как ты относишься к Мадлен?

— Я же только что сказал. Она весьма приятный человек. Я о ней самого хорошего мнения. И — я уверен — она в этом не замешана.

— А что ты думаешь о Вульфе?

— О своем начальнике не принято думать — с ним просто поддерживают деловые отношения.

— Да-да, разумеется,— Тирен немного помолчал.— А какого мнения о тебе самом был твой начальник?

Винге резко выпрямился, взял бокал и отхлебнул, потом ответил: