— Виктор меня не любил. Я… мне кажется, он хотел от меня избавиться.

— Почему ты так считаешь? — спросил Тирен, нисколько не удивленный этим заявлением. Винге закусил губу, так что видны стали его мелкие передние зубы. Наконец он сказал:

— Он давал мне это понять. Вечно выискивал ошибки в моих отчетах, и даже если ошибки эти были не в конечных выводах, а лишь в данных,— кстати, правильных данных, которые всего лишь не соответствовали его собственному представлению о ситуации и потому сразу же зачислялись им в разряд ошибочных,— все равно он заставлял меня все переделывать. Речь, разумеется, шла не о каких-то намеренных искажениях, однако вносимые изменения затрудняли понимание смысла ситуации. Я не хотел идти на это. Истина ведь всегда остается истиной, а уж конечные оценки — дело самой ОЭСР или кого там еще это касается.

— Что ж, это серьезное обвинение.

— Я могу критиковать, однако вовсе никого не обвиняю. Все это — для пользы дела.

Тирен кивнул, как ему самому показалось, весьма дружелюбно, и сказал:

— Стен, ты помнишь, во вторник во второй половине дня Вульф читал нам какой-то экспромт… ну, о ноте, что ли? Помнишь?

Винге нервно хихикнул:

— Ну да, он, как всегда, шутил.

— Разумеется. Потом Мадлен взяла ключи от машины и поехала выполнять его поручения, а ты сказал, что должен еще прочесть бюллетень ЕАСТ, и тоже вышел. Помнишь?

— Д-да.— Смех умолк.— И что дальше?

— Это я тебя хочу спросить, что было дальше. Ты пошел к себе изучать бюллетень?

Винге разом стал серьезным. Его маленькие ручки принялись судорожно потирать одна другую. Наконец он выдавил:

— Ты что, знаешь, что я этого не сделал?

Тирен загадочно посмотрел на него и слегка скривил губы.

— Нет,— сказал он,— не знаю. Однако ты сам проговорился. И куда же ты пошел?

Винге долго медлил с ответом. Руки его продолжали лихорадочно работать, глаза были опущены куда-то вниз. Под конец, когда тишина уже, казалось, стала невыносимой, он облизал губы и сказал:

— Я решил взять бюллетень с собой домой и прочесть его там — в тишине и покое. На это потребовался бы как минимум час, и на работе я бы не успел, и… и… ну, в общем, я хотел, чтобы мне ничто не мешало. Джон, я ушел из посольства всего на четверть часа… ну, в общем, до положенного времени. Мама всегда спрашивает, почему я никогда не беру работу домой. Она называет это домашними заданиями. Вот я и хотел убить этим сразу двух зайцев — спокойно проанализировать дома этот бюллетень и показать маме, что… Проклятье! — Он вскочил с кресла и вспыхнул.— Отвечай — куда ты клонишь?!

— Стен.— Тирен постарался, чтобы голос его звучал как можно более деловито, надеясь, что это поможет собеседнику успокоиться.— Если я не ошибаюсь,— хотя это можно и проверить, у меня записано время,— так вот, без нескольких минут семь я позвонил тебе домой, чтобы сообщить, что произошло с Виктором Вульфом. Твоя мама сказала, что сейчас тебя позовет, прибавив при этом, что мне здорово повезло — ты только что вернулся.— Он взял свой бокал, однако скорее сделал вид, чем действительно отхлебнул. Затем мягко спросил: — Как ты это объяснишь?

Стен Винге откинулся на спинку кресла и в каком-то оцепенении уставился прямо перед собой. Углы губ его дергались, как будто он пытался улыбнуться. Он едва выдавил:

— Это что, полицейский допрос?

— Нет,— ответил Тирен.— Это просто одна из составных частей предварительного выяснения обстоятельств гибели Виктора Вульфа, которое я пока что — заметь, пока что,— взял на себя. Делаю я это с единственной целью — насколько это возможно, избавить наших сотрудников от неприятного общения с полицией. Я хочу выяснить как можно больше и предоставить всю эту информацию полиции, если, конечно, ее необходимо будет предоставить, но и это я сделаю лишь в той мере, насколько сам сочту это правильным и неизбежным. Каким образом я поступлю с теми фактами, которые ты мне сейчас изложил, я пока еще не знаю. Пока что я могу лишь констатировать, что ты не оправдал моих ожиданий и своего обещания по телефону отвечать на мои вопросы. Ты ведь сказал, что ответишь на все, что бы я ни спросил. Я думал, ты имел в виду, что будешь отвечать откровенно. А ты уже успел солгать.

Винге жалобно пискнул:

— Прости меня, ну, пожалуйста, прости.

Тирен холодно усмехнулся; ситуация ему явно не нравилась. Он продолжал:

— Стен. Если ты хоть на секунду вообразил, что я пытаюсь тебя на чем-то поймать, то ты ошибаешься. Для меня было бы огромным облегчением, если бы ты смог представить алиби. Между нами,— он помедлил, однако решил все же не говорить о той цепи возможных действий, которую он выстроил несколькими часами раньше, когда перед ним сидела Мадлен Кройц,— между нами, чем ты занимался с той минуты, как мы расстались наверху в кабинете Вульфа, и до того, как ты появился дома,— он хотел было удержаться, но не смог,— у мамочки в Лоншане?

Стен Винге казался абсолютно раздавленным. Он сидел, бессильно откинувшись на спинку кресла; галстук вылез из-под пиджака и висел теперь поверх его. Растопыренные бледные пальцы судорожно перебирали складки брюк на коленях. Тирен про себя констатировал, что пятен пота нет, и тут же подумал, что их наличие в данный момент вовсе и не обязательно,— и без того видно, что сидящий перед ним человек окончательно запутался в собственной лжи. Винге тяжело вздохнул и нерешительно попросил:

— Можно мне еще немного шерри?