Шрифт:
Она наклонила голову в его сторону.
— Домой.
— Садись в машину.
— Роман, у меня сейчас такое настроение, что тебе не понравится мое общество.
— Мне понравится общество любой женщины, которая признается, что у нее плохое настроение.
— Уезжай.
Но Роман не собирался смиряться с отказом. У него было в запасе три средства, которые гарантировали, что Шарлотта передумает.
— Я отвезу тебя в китайский ресторан, я вывезу тебя из города и я не буду обсуждать твоего отца.
Она остановилась.
— А если этого мало, чтобы тебя убедить, я начну сигналить, привлеку всеобщее внимание и не перестану гудеть, пока ты не сядешь рядом со мной. Выбор за тобой.
Шарлотта повернулась, распахнула дверь и села в машину рядом с Романом.
— Не могу устоять перед китайской кухней.
Роман усмехнулся:
— Конечно, я ничего другого и не предполагал.
— Прекрасно. Потому что я не хочу, чтобы ты хотя бы на секунду вообразил, что мое согласие как-то связано с твоим обаянием.
Роман нажал педаль газа и повел машину в направлении выезда из города.
— А ты думаешь, я обаятельный?
Шарлотта посмотрела на него настороженно, скрестив руки на груди.
— Я воспринимаю твое молчание как знак согласия, — сказал Роман.
Она пожала плечами:
— Как тебе угодно.
По-видимому, она не была настроена играть в словесные игры. И это Романа устраивало. Коль скоро она сидит рядом с ним, всего в двух футах, и он может за ней присматривать, он доволен.
Через двадцать минут они уже сидели в типичном китайском ресторанчике. Стены, обитые красной бархатной парчой, и темные светильники создавали соответствующую атмосферу.
В ресторане были и кабинки, и просто столики со стульями. Официант проводил их к угловой кабинке. Справа от них сидело шумное семейство — двое взрослых и двое мальчишек-подростков. В одном углу стоял аквариум, а справа от них находился маленький пруд с тропическими рыбками.
— Как тебе этот столик? — спросил Роман.
Он не имел ничего против детей по соседству, но не мог понять настроение Шарлотты.
Она улыбнулась:
— Если мне не придется заказывать рыбу, меня все устраивает.
Она зашла и села в кабинке. Роман мог бы сесть напротив нее, сохранив дистанцию, но он предпочел сесть рядом с ней, таким образом она оказалась запертой между ним и стеной. Шарлотта надула губы, притворяясь недовольной:
— Ты нечестно играешь.
— А разве я обещал играть честно?
Роман догадался, что словесная пикировка — это ее средство избегать серьезного разговора. Как долго это будет продолжаться, он мог только гадать.
Шарлотта не могла сейчас сосредоточиться на Романе, она смотрела не на него, а на семейство из четырех человек. По глазам двух светловолосых мальчишек было видно, что они затевают какое-то озорство. Один взял двумя пальцами хрустящую вермишелину и прищурился, готовясь бросить ее щелчком. Брат что-то прошептал ему на ухо. По тому, что мальчишка изменил угол прицела, Шарлотта догадалась, что брат его подстрекает. Родители, занятые серьезным разговором, казалось, ничего не замечали.
— Он этого не сделает, — прошептал Роман, откидываясь на спинку.
— Я бы не поставила на это ранчо. — Шарлотта употребила избитое выражение. — Вообще-то в твоем случае я бы не поставила на это чемодан.
Роман охнул, но Шарлотта, не обращая на него внимания, стала наблюдать за детьми.
— Готовься, целься, пли! — прошептала она в такт действиям мальчика.
И, словно слушаясь ее, мальчишка выстрелил вермишелиной, та разломилась пополам, взмыла в воздух и в конце концов не слишком красиво плюхнулась в бассейн с золотыми рыбками.
— А может рыбка умереть, если ее ударит жареная вермишелина? — спросила Шарлотта.
— А если она проглотит жареную вермишелину? Если бы это был мой сын, я бы схватил его за шиворот и макнул головой. После того, как мысленно поаплодировал его выстрелу.
— Ты говоришь как человек, который побывал в детстве во многих передрягах.
Роман улыбнулся ей совершенно невероятной улыбкой, от которой у нее внутри все растаяло, и ей захотелось забраться к нему на колени и никогда с них не слезать. Опасная мысль. Шарлотта прикусила изнутри щеку.