Считая всех знакомых парней "тряпками" и "половиками", мы умудрялись идеализировать какого-нибудь Толика, о котором практически ничего не знали, но свято верили в его исключительные достоинства. Ночи напролет мы с Таней просиживали на кухне в разговорах о нем и разгадках тайн его души. Толик рисовался нам этаким Печориным, загадочным и таинственным.

Однажды наша бывшая одноклассница Людка Павленко, которая училась в том же техникуме, что и Толик, поведала некоторые сплетни, завезенные из Читы. Из ее рассказа следовало, что Толик — "тертый птиц". У него связь с одной из студенток, о которой он треплет на каждом перекрестке, хвастаясь победой. Все это так не вязалось с привычным обликом нашего кумира, что мы возненавидели не его, а Людку, которая, скорее всего, врала. А я укрепилась в решении поговорить с ним накануне отъезда. Для меня это было уже делом чести — доказать, что Людка всего лишь жалкая сплетница.

Наблюдая за парнями, мы увлеклись, стали комментировать их действия и тихо хихикать, только Таня по-прежнему обожающе взирала на своего Толика. Ничего особенного нам не открылось. Я слегка заскучала и отошла в сторонку пописать, как тут вдруг наткнулась на мирно спящую собаку, которая огласила тишину визгливым, испуганным лаем. Ей сразу ответил целый хор брехливых псов, и пошла перебранка! Девчонки всполошились, увидев, что Петька выходит из домика. Мы сиганули врассыпную, давясь от хохота и стараясь меньше шуметь. Ни в коем случае нельзя было себя обнаруживать, такой позор.

Выскочив на простор, мы, наконец, объединились. Задыхаясь от быстрого бега, делились впечатлениями. Танька Лоншакова напомнила:

— Послезавтра уже выпускной, а ты обещала с Толиком поговорить. Придется завтра.

— Завтра так завтра, — согласилась я.

Сказать легче, чем сделать. Мне нужно было собираться в дорогу: сразу после выпускного, в шесть утра, я уезжала в Москву. Весь день я тряслась от мысли, что меня ожидает серьезный разговор с незнакомым парнем. Что за нужда, скажете? Почему сама Таня не поговорит? Да она никогда в жизни бы не решилась! Это мне нечего терять: мы больше не увидимся. Просто уже не было сил смотреть, как она тоскует.

Таню объединяло с Толиком одно горе: у него тоже рано умерла мать. Братья остались с пьющим отцом. Петька уже отслужил, работает, а Толе еще учиться и служить в армии. Однажды, во время одной из вылазок мы подслушали разговор их дяди с тетей. Тетя рассказывала:

— Этот Кеша нахрюкался и полез на Тольку. Петька ему говорит: "Папка, уходи от нас, без тебя лучше будет!" А тот орет: "Я убью этого гаденыша!" Это про Тольку-то. Совсем ума лишился, на родного сына руку поднимает.

Нас растрогал этот рассказ, к обожанию добавилась жалость, хорошая, бабья. Все замечательно, но как я начну разговор? О чем буду говорить? Собирая чемодан, упаковывая тряпки и книги, я думала только о роковом часе, который стремительно приближался.

Бытует мнение, что нельзя вмешиваться в чужие отношения и решать чью-то судьбу. Это все так. Однако сюжеты многих классических комедий строятся на том, что находчивый слуга или служанка помогают господам в сердечных делах. Более того, они в нужный момент, когда все, казалось, рушится, соединяют влюбленных путем какой-нибудь остроумной хитрости.

Теперь я знаю, что иногда полезно чье-то вмешательство. Почему считается нормальным, что недоброхоты разрушают чужие отношения, а дружеское вмешательство порицается? Мне, к слову, часто не хватало собственной решимости, и такая помощь, возможно, была бы очень даже кстати в некоторые моменты. Ведь беспристрастному человеку проще объясниться и развести руками.

Вечер неумолимо приближался, я все больше волновалась, но уже чувствовала какой-то азарт. Явились девчонки, и мы направились в район, на разведку. Таня Вологдина волновалась, кажется, еще больше, чем я. Лоншакова выразила недоверие:

— Мне кажется, ты испугаешься, не сможешь.

— Посмотрим! — не стала я возражать.

Толика мы обнаружили у кинотеатра. Он шел смотреть очередной индийский шедевр "Зита и Гита". Мы не нашли в себе достаточно сил, чтобы подвергнуться подобному испытанию, поэтому решили ждать. А фильм длинный, две серии! В поисках, чем бы себя занять, мы забрели в гости к одному из приятелей Толика, Валерке.

Валерка жил в том же лабиринте деревянных домиков, окруженных сараями, огородами и всякими хозяйственными постройками. Он привел нас в сарайчик, где обитал летом. Кроме стола и кровати, там ничего и не помещалось. На стене висели политические плакаты, на столике громоздился большой катушечный магнитофон. Валерка напоил нас чаем, поставил записи Высоцкого. Я тогда слушала с интересом, но настоящее открытие Высоцкого, конечно, было впереди.

Однако девчонки забеспокоились: скоро закончится фильм, пора вылавливать Толика. Мы сердечно поблагодарили хозяина и сделали вид, что идем домой. Валерка, как джентльмен, решил нас проводить. Мы шли и пихали друг друга локтями: "Что делать? Как избавиться от него?"

Уже стемнело, время позднее, а Валерка никак не отстанет от нас. Вдруг Танька Лоншакова испуганно вскрикивает:

— Ой, это папка идет! Валерка, уходи скорее: увидит, всех убьет! Он у меня такой строгий!

Мы подыграли ей тут же:

— Да, Валер, иди, а то неприятностей не оберешься.

Бедный парень покрутил головой, не понимая, о ком идет речь, но не посмел ослушаться, отстал, наконец. Мы посмеялись удачной Танькиной выдумке. Стоило Валерке скрыться из глаз, мы рванули к дому Толика.