Оле отсутствовал долго. К тому моменту, когда он наконец появился, я успела опустошить тарелку с фруктами, расправиться с тостом, яичницей с креветками, половиной булочки с маком и начать поедать сыр.

– Где ты был так долго? – удивилась я, накалывая на вилку маленькую сосиску. – За это время я бы успела три раза съездить в Новосибирск.

Я уже решил вопрос с номером, – бодро сообщил Оле. – Твои вещи собраны, они у стойки администратора, счет оплачен.

– Что? – От страха я уронила с вилки миниатюрную сосиску.

– Да ладно, брось. Это самое меньшее, что я могу сделать, – заплатить за номер. К тому, что произошло между нами сегодня ночью, это не имеет никакого отношения. Я просто хотел хотя бы счет оплатить сам. Для своей подруги, которая помогла мне, когда я... оказался в беде.

Неужели это слезы в его глазах?

– Ну ладно, хорошо, – быстро сказала я. – А как же мои вещи? Ты все собрал?

– Ну, вещей там было совсем немного. Я просто закинул все к тебе в дорожную сумку, и то, что было в ванной, тоже.

– Но ты не... А под кровать и в ящики ты тоже заглядывал?

– Нет. А что, должен был? О, если ты забыла что-то, не проблема, мы можем потом все забрать. Это не какое-нибудь там украшение или еще что-то ценное?

– Э-э... нет. Это всего лишь книга.

– Там была только Библия, – сказал Оле. – Я думал, она принадлежит отелю.

– Э-э... нет, она моя.

Оле тепло на меня посмотрел:

– Знаешь, Герри, я открываю для себя все новые стороны твоей натуры. Заберем Библию потом. В таком отеле, как этот, ничего не пропадает. Как кофе, вкусный?

– Просто божественный. – Я снова наколола сосиску на вилку и поспешно сунула ее в

рот. – Пойду еще себе принесу. И знаешь, Оле... Библию я заберу сама.

– Ах ты, черт, – воскликнул Оле. – Миа! Я про нее совсем забыл.

– Ну как же!

– Нет, серьезно! Она здесь! Она и ее мистер Любовник. Вот бедняга, при свете дня он выглядит совсем уж древним. И измотанным. Как будто не спал ни минуты.

– Может, так и было!

– Как я выгляжу? – вдруг спросил Оле.

– На удивление хорошо, – сказала я. – Откуда у тебя такой потрясающий загар?

– Они садятся за столик прямо за нами. Только не смотри туда. Притворись, что ты их не видишь.

– А я их и не вижу. У меня же на затылке глаз нет.

– Ну, и что мне делать, когда она нас заметит? – занервничал Оле.

– Вообще-то это был твой план, – невозмутимо напомнила я.

– Какой план? – удивился Оле, еще больше разволновавшись.

– Ну, тот план, который камня на камне не оставил от моих планов.

Оле не слушал. Его взгляд скользил поверх моего левого плеча в сторону Миа.

Я вздохнула:

– Перестань на нее пялиться. Лучше подвинь стул сюда, ко мне. Тогда она будет тебя видеть, а ты ее нет, и она не поймет, что ты заметил ее.

– Ладно. – Оле подвинул стул. – А теперь что?

– А теперь подожди, пока принесут взбитые сливки, – посоветовала я, неожиданно тоже заволновавшись. Что сделает Миа, когда нас заметит? Как бы поступила я на ее месте?

Я сделала глоток своего морковно-апельсинового сока.

– У тебя усы, – сообщил Оле.

– Что?

– Над верхней губой. От сока.

Он взял салфетку и нежно стер с моего лица след от сока.

– О, вот это здорово, – догадалась я. – Миа просто лопнет от злости, когда увидит.

Оле опустил салфетку:

– Да плевать мне на Миа! Я сделал это совсем не из-за нее. У тебя такой красивый рот, я тебе уже говорил об этом? – А потом он меня поцеловал. Я какое-то время пребывала в шоке, но затем подыграла ему: это был отличный поцелуй, прямо как в кино, со всеми неотъемлемыми атрибутами. Поцеловались мы на Оскара, ничуть не меньше. Я запустила руку в светлые волосы Оле. Мне всегда хотелось это сделать.

Прекратили целоваться мы только тогда, когда у Оле зазвонил сотовый.

– Ух, ты! – Оле, чуть запыхавшись, вынул телефон из кармана брюк. – Это Миа! – прошептал он.

– Супер! Давай ответь, – посоветовала я. Хм, а это было очень даже неплохо. Теперь я пожалела, что всю ночь проспала, как сурок.

– Привет, дорогая! – сказал Оле. – Как там погода в Штутгарте?

Я сделала вид, что у меня шнурок развязался, и, наклонившись, незаметно оглянулась. За столиком сидел в одиночестве любовник Миа, самой ее нигде видно не было. Вид у любовника был несколько потерянный, даже смущенный. Он вертелся во все стороны, словно искал кого-то.