— Катя, и вот этого добавь, пожалуйста, в дело новой клиентки. — Она положила на стол небольшую стопку бумаг, скрепленных между собой канцелярской скрепкой.

Из-под скрепки на меня, прищурившись, смотрел Мистер Большая Проблема.

Ну конечно же и он был здесь. Александр — женишок для богатенькой леди. И о чем ты только думаешь, Катя?

Настроение у меня почему-то сразу испортилось.

Пойду домой, спрошу у Зигмунда, не нужен ли ему розовый ошейник со стразами.

В то время как я с головой погрузилась в работу, моя проблемная подруга Алена безоглядно нырнула в любовь. После великолепной ночи, проведенной среди произведений искусства, Аленка как будто получила инъекцию прекрасного в головной мозг.

— В Третьяковке новая выставка, — тараторила она мне в телефонную трубку, — Исаак Ильич Левитан.

— Певец природы, — обреченно вздохнула я.

— Ты с ним знакома? Представишь меня? Он еще и поет? Вот здорово, скажу, что я его подруга! Я хочу предварительно набраться умных слов, ну там... композиция, манера письма... Может быть, даже пробежаться по выставке, а потом уже появиться там с Михаилом Львовичем. — То, что Алена начала называть своего любовника по имени и отчеству, было плохим знаком. Очень плохим. Похоже, она действительно влюбилась и строила планы.

— Алена, чтобы пообщаться с Левитаном, тебе понадобится медиум. Этот художник скончался в начале века. Тебе не кажется, что бегать по музею — какие-то слишком масштабные подготовки?

— Почему слишком? Я только пару залов обегу! Можно сфотографировать названия картин на телефон и потом все выучить. Там на табличках пишут.

— Ну кто из вас двоих художник? Вот пусть он и фотографирует таблички. Ты что, совсем там умом тронулась?! Что-то твой Гнатюк не прибежал на семинар «Новые оттенки блонда» учиться мелированию!

— Скажешь тоже! — буркнула Алена. — Знаешь что, можно я надену на выставку жемчужное ожерелье твоей бабушки?

Единожды появившись на людях в чужих шмотках, Алена уже просто не могла остановиться. Она обзванивала подруг и одалживала у них все самые дорогие вещи, которые ей только могли доверить. Мамины изумруды, мой жемчуг, сумочка от Chanel бывшей коллеги — квартира Алены Малининой напоминала общак воровской малины после кражи в секонд-хенде. Пораженная вирусом страсти, Алена медленно мутировала в подобие тревожной реинкарнации Эллочки Людоедки. Гламурная лихорадка охватывала ее, словно грипп, и звезды, казалось, загорались над ее грешной головой холодными брильянтовыми сполохами. В своем неожиданном головокружительном взлете Алена глазами отчаявшейся тридцатилетней женщины четко видела Божественный промысел. Она была уверена, что ей удалось сломать шаблоны и, преодолев несколько лестничных пролетов, воткнуть ногу между закрывающимися дверями социального лифта. Теперь она была внутри, и стоило лишь нажать этаж. Она стремилась вверх, словно дерево бамбука или цены на золото, — у нее даже немного заложило уши. Вчера еще несчастная, раздавленная сотрудница затрапезной фирмы, и вот — светская львица, подруга модного художника Михаила Гнатюка. Раньше будущее рисовало ей только логотипы Пенсионного фонда и абрисы кефирных пачек в экономичных упаковках, теперь же Алена была уверена, что ей подвластно буквально все. Скромное содержимое старого шкафа тем временем категорически не соответствовало стремительно растущему статусу Алены. Она сделала несколько расточительных покупок, но деньги быстро закончились, и тогда Алена перешла к плану «Б» — «Берем все, что блестит». Конечно, превращение менеджера по продажам в уверенную светскую даму отняло у Алены некоторое количество сил и времени, но ее кавалер проявлял весьма уместную в данном случае занятость.

Гнатюк был постоянно озабочен выставкой, много работал и после той ночи почти не появлялся, однако Алена не чувствовала себя покинутой. Милый, милый художник регулярно звонил и присылал длинные, проникновенные эсэмэски.

Это было время свершений, и Алена знала — вот-вот произойдет что-то совершенно необыкновенное! Внезапно она начала чувствовать себя в офисе неуютно, словно птенец, вылетевший из гнезда и поразившийся величию окружающего мира. Рабочий стол, заваленный бумагами, пластиковое мусорное ведро, из которого торчит пустая упаковка «Доширака», запах пыли, коробки с нераспроданной краской — все вдруг стало абсолютно нереальным, похожим на дешевые декорации бродячего театра. Она рождена не для этого, конечно же нет. Она кариатида! Ее будут освещать вспышки фотографов, а не тусклый свет из пластикового окна в полуподвальном помещении на Трубной.

— Малинина, ты должна работать, — одернул замечтавшуюся Алену директор труппы крепостных и по совместительству начальник отдела продаж. Маленький рыжий британец, он приехал в Россию на волне повального увлечения иностранным персоналом. Алена терпеть не могла его манеру коверкать слова и огромную компенсацию (интересно, что именно ему компенсировали? разлуку с родиной?). Она ненавидела его за открытое презрение к Москве и всему русскому («И почему вы добавляете укроп во все блюда?» — иронизировал босс), пунктуальность, доходящую до паранойи, но особенно ее бесило то, что он никогда не позволял сотрудникам остаться дома на денек, если те начинали заболевать. Казалось бы, что страшного случится за один день? Ну подумаешь, пересидит сотрудник дома первые признаки простуды, зато потом не возьмет больничный на две недели, да и заразить никого не успеет. Но у Бенджамина была на этот счет принципиальная позиция.

— Вы, русские, только и думаете что болеть! Я хожу на работу даже с температурой сто два градуса [8] , — назидательно сообщал Бенджамин каждый четверг во время Managers Meeting.

Это заклинание «Я запрещаю вам болеть» он с настойчивостью чукотского шамана читал над отделом четыре раза в месяц, а в период эпидемии гриппа — еще и чаще. Алена, признаться, совершенно не могла понять, как с температурой в сто два градуса можно не только ходить на работу, но и вообще передвигаться. Впрочем, у нее давно появилась на этот счет собственная теория. Бен, по мнению Алены, совершенно очевидно является инопланетным жителем, засланным на Землю для проведения экспериментов над крашеными блондинками. Засланец! Судя по многолетним затруднениям, которые Бен испытывает в московском метрополитене, он прилетел не издалека. Вряд ли длительные космические странствия — его конек. Если бы, скажем, его родной планетой был Сатурн, рассуждает Алена, Бенджамин точно бы заблудился и увяз в кольцах. Однажды он несколько часов плутал по переходам между станциями Чеховская, Пушкинская и Тверская, пока его не подобрала какая-то сердобольная старушка и не вывела на свет божий.

Однако в том, что Бен — не землянин, Алена практически не сомневается. Нормальные люди краснеют, когда злятся, а Бен становится фиолетовым. Кроме того, он питается лапшой из пакетика — наверное, эта еда напоминает ему о родной планете. Слушает только классическую музыку — что само по себе не может не вызывать подозрений у приличного человека. Да и эта странная температура! Пожалуй, он может и сырые пельмени заглатывать — доварятся внутри.

— Да, конечно, босс. — Алена смиренно улыбнулась, глядя в непроницаемые глаза инопланетянина, и начала рыться в папках, имитируя бурную деятельность.