Шрифт:
В вавилонской легенде о сотворении мира, повествующей о борьбе Бела-Мардука с чудовищем Тиаматом, торжествующее божество решает создать человека, вылепив его из смеси костей и крови, чтобы на земле кто-то мог служить богам. Это представление, кажущееся довольно необычным, в действительности всего лишь выражает в религиозной идеологии один из основных признаков классового общества. Мы достаточно далеки от времен Ашшурбанипала, ассирийского властелина Ниневии, для библиотеки которого в середине VII столетия до н. э. были вырезаны семь табличек, содержавших миф о сотворении, но и сейчас на вопрос «Для чего был сотворен человек» католический катехизис всегда дает тот же самый ответ.
Явно бросается в глаза сходство первых книг Библии и вавилонского эпоса, известного под названием «Энума элиш» («Когда вверху») — по начальным словам рассказа.
Интересно отметить, что миф о Мардуке развертывается по семи этапам, соответствующим семи табличкам, подобно рассказу о сотворении мира в первой главе книги Бытие, которое совершается в семь дней. И так же как в Библии человек создается в конце шестого дня, так и в шестой табличке, дошедшей до нас неполностью, повествуется о том, как Мардук приступает к сотворению человека.
Земной рай с его деревом жизни, херувимами и змеем также типичны для вавилонского сказания. История человека, который однажды мог избежать смерти и потерял эту возможность по вине змея, была рассказана в другом «священном» месопотамском тексте, поэме о Гильгамеше, записанной на двенадцати табличках. Древнейшая интерпретация мифа об искушении равным образом встречается на одной вавилонской печати, изображающей двух людей, сидящих лицом к лицу по обе стороны дерева, и змеи, стоящей на хвосте перед одной из фигур.
Что касается легенды о потопе, соответствие ее одному из эпизодов эпоса о Гильгамеше настолько точно, как мы увидим позже, что заставляет думать о прямом литературном заимствовании.
Впрочем, не следует видеть только заимствование там, где аналогия более обусловлена сходством общественного строя, а не одним только историческим и географическим соприкосновением. Попавшие под вавилонское иго еврей не могли бы столь быстро усвоить основные идеи чужеземной мифологии, если бы их сознание уже не было сформировано в условиях страданий и классового гнета.
Одна из самых блестящих страниц работы Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства» посвящена умирающему рабству, которое «оставило свое ядовитое жало в виде презрения свободных к производительному труду» [62] . Это же отношение к труду выражено в религиозной форме в семитическом мифе об осуждении первого человека, виновного в нарушении приказа своего господина. Этот человек вкусил от запрещенного плода дерева жизни, делающего людей подобными богам, и был изгнан из Эдема, сада блаженства [63] , миф о котором встречается почти у всех народов. За свое ослушание Адам был наказан необходимостью трудиться. Отныне он должен был «возделывать землю, из которой он взят» [64] , и «в поте лица… есть хлеб» [65] . И в самом деле, с разложением первобытного общества и появлением режима, основанного на частной собственности, самые тяжелые работы, ремесленный труд и труд в целом в конце концов стали уделом угнетенных и рассматривались поэтому как род наказания. В классическом греческом языке термин баиаусос означает как работника физического труда, так и человека низкого и неприятного.
62
К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 21, стр. 149. Таков «порочный круг», в котором оказалась Римская империя, когда рабство перестало быть выгодным. Труд рабов стал «невозможным экокомически, тру свободных считался презренным с точки зрения морали» (там же). Только революция, совершившаяся в производственных отношениях, которая привела к преобладанию колоната и феодального крепостничества, могла разрешить это противоречие. Христианство же здесь совершенно ни при чем.
63
См. Бытие, гл. 3, ст. 22.
64
Бытие, гл. 3, ст. 23.
65
Там же, ст. 19.
Миф о грехопадении первого человека отражает в религиозных образах это осуждение на труд и это отвращение к нему. Реабилитация труда может совершиться лишь при условии полной перестройки общества благодаря уничтожению эксплуатации человека человеком.
Бог-господин
Вслед за разложением первобытнообщинного строя все более укреплялось общество, в котором главной фигурой был хозяин, собственник. Менялись имена и образы богов Вавилона и Ассирии, но все они порождались этим типом общества.
Большая часть имен божеств шумерского происхождения образована при помощи слова «Эн», то есть «господин», или слова «Нин» — «госпожа», если речь идет о богинях. Те же божества у семитских народов носят имя Бел (или Ваал), передающее это же понятие подчинения раба господину.
Так, например, одно из древнейших шумерских божеств — Таммуз, олицетворение жизненной силы растительности, воды и в связи с этим также подземного царства, получил в Палестине родовой эпитет «адон», «господин». Это же слово обозначает «божество» в Библии, оно сохранилось и в греческом мире. Культ божественной четы Таммуза и Иштар (Адонис — Астарта в «мистериях») распространился в эллинистическую и римскую эпоху по всему Средиземноморью, превратившись в одну из религий спасения, которая оказала исключительное влияние на наиболее забитые массы рабов, ремесленников, моряков, отчаявшихся и обездоленных, и в этом отношении соперничала с христианством.
Иштар нисходит в ад — аралу, или царство теней, окруженное семью стенами. Там пребывают умершие, как бы заключенные в мрачную темницу, из которой нет выхода, и обреченные на бездеятельность. Богиня хочет вырвать оттуда своего возлюбленного — Таммуза, бога растительности, рождающегося весной и умирающего под серпами жнецов знойным летом. Но исчезновение богини вызывает бесплодие почвы, пропадает любовное влечение, и перестает рождаться потомство. Наконец посланец небес добивается ее освобождения и возвращает природе плодородие.