Раданайт лучезарно улыбнулся, сверкнув безупречно ровным рядом белых зубов. Лейлор всей душой и всем телом уловил в наставшей паузе волнующий смысл и в предвкушении весь покрылся волной мурашек.

— Думаю, мне недолго осталось быть холостяком, — обронил Раданайт.

Заявление короля грянуло, как гром среди ясного неба. Все умолкли и обратили взгляды на него. Раданайт засмеялся.

— Что вы все так на меня смотрите? Что я такого сказал? Все вступают в брак, разве королю это запрещено?

— Но, позвольте заметить, это очень важный шаг, ваше величество, а для короля — в особенности, — сказал лорд Райвенн. И осторожно полюбопытствовал: — Если это не секрет, у вас уже есть избранник?

— Есть, — ответил король. — Скоро вы узнаете, кто он. Ещё осталось уладить кое-какие формальности, и до этих пор позвольте мне сохранить интригу.

Какая-то сила подбросила Лейлора со стула, как мощная пружина; он был готов на весь сад прокричать во всё горло: «Вот он я, избранник короля!», — но взгляд Раданайта, ласковый и строгий одновременно, пригвоздил его к месту. Лейлор сделал вид, что просто усаживается на стуле поудобнее, устыдившись своего нетерпения.

Завтрак прошёл в приятной и непринуждённой атмосфере; в том была заслуга короля, выбиравшего такие темы для беседы, в обсуждении которых могли участвовать все, включая Арделлидиса и Фадиана. Лейлор изнывал в ожидании, но вплоть до самого конца завтрака король так и не объявил об их обручении, ограничившись туманным намёком на своё скорое бракосочетание. Бросая на него недоуменные взгляды, Лейлор не знал, что и думать. Прощаясь, Раданайт был внешне сдержан и сух, но нежное пожатие его руки всё сказало за него гораздо красноречивее слов. Король был полон загадок и неожиданностей, и это злило, волновало и мучило Лейлора.

Уже во флаере, по дороге домой, он получил сообщение:

«Завтра вечером я приеду к вам для серьёзного разговора. Можешь сказать отцу правду о холлонитах. Люблю тебя, целую миллион раз. Твой Р.»

— Их подарил мне король, — сказал Лейлор. — Да, папа, это его подарок. Я не говорил тебе, потому что не знал, как ты к этому отнесёшься.

Джим несколько мгновений молчал, потрясённо глядя на него. Холлонитовые сердца — яблоко раздора между отцом и сыном — кроваво-алыми звёздами горели на бархатной подложке, вызывающие и дорогие.

— С какой стати королю дарить тебе драгоценности? — спросил Джим, слегка оправившись от удивления. — Зачем? Что он этим хотел сказать? Отвечай!

Лейлору больше всего сейчас хотелось торжествующе крикнуть отцу в лицо, что они с Раданайтом любят друг друга и собираются сочетаться, но бледность отца и дрожь его пальцев удержали его от этого.

— Папуля, ты не волнуйся так, — вздохнул он. — Всё прекрасно… Я очень счастлив. Я очень люблю его, и он тоже любит меня. Сегодня вечером он приедет просить моей руки.

От каждого слова Лейлора отец пятился, качая головой. Его посеревшие губы беззвучно шевелились и дрожали, потом он и вовсе закрыл лицо руками и рухнул в кресло. Его реакция озадачила и напугала Лейлора. Присев у его ног, Лейлор стал осторожно отнимать его руки от лица.

— Папуль… Ну, чего ты?

Руки отца безжизненно упали на колени, а бледные губы зашептали:

— Нет, сынок, нет… Не верь, не верь ему, он не может тебя любить! Этого не может быть. Он делает это назло мне, хочет отнять у меня самое дорогое… Он мстит. Мой бедный, глупенький Лейлор, как ты мог ему поверить?

Последние слова отец вышёптывал, держа лицо Лейлора в своих ладонях и глядя ему в глаза полным слёз взглядом. Лейлора пробрал по коже мороз, но он ни на секунду не усомнился в чувствах короля, а отца ему стало жаль.

— Папуля, ну что ты говоришь! Какая месть? Что ты выдумываешь? Да, я знаю, когда-то он любил тебя, но его чувства давно остыли. Ведь столько лет прошло! Ему уже незачем мстить. У нас ним всё серьёзно, мы с ним уже обручились, нужно только твоё согласие.

— Когда у вас всё это началось? — шептал отец. — Когда вы успели?..

— В «Оазисе», — признался Лейлор. — А обручились мы ночью в лабиринте, сразу после той грозы.

Отец бессильно опустил голову.

— Ты с ним уже… уже?..

— Да, — сознался Лейлор, краснея. — Два раза. Но я предохранялся, не волнуйся.

Отец застонал и откинулся на спинку кресла, смежив мокрые, слипшиеся ресницы. Лейлора это начало раздражать, и он встал.