– Когда вы успели завести кошку? – спросил я.

– Она не моя, – ответил Рузвельт. – Просто зашла в гости.

– По-моему, я ее уже видел сегодня вечером.

– Да, видел.

– Это вы от нее узнали? – осведомился я с налетом коронного сарказма Бобби.

– Да, мы с Мангоджерри поговорили, – признал он.

– С кем?

Рузвельт сделал рукой жест в сторону дивана, словно представляя мне свою гостью.

– Мангоджерри. Она говорит, что так ее зовут.

Имя звучало странно и тем не менее показалось мне знакомым. Но я был сыном своего отца не только по крови и фамилии, поэтому мне понадобилось всего несколько секунд, чтобы вспомнить:

– Так звали одну из кошек в «Практическом пособии Старого Опоссума по кошкам» Томаса Элиота, правильно?

– Да, большинству этих кошек нравятся имена из книги Элиота.

– Этих кошек? Каких «этих»?

– Новых кошек. Таких, как сидящая здесь Мангоджерри.

– Новых кошек… – ничего не понимая, пробормотал я.

Не вдаваясь в объяснения, Рузвельт продолжал:

– Им нравятся эти имена. Не знаю, почему и каким образом они про них узнали. Но я даже знаком с одним котом, которого зовут Рам-Там-Таггер. Есть еще и Рампелтизер и Тигрорык.

– Нравятся? Вы говорите так, будто они сами выбирают для себя имена.

– Почти так и обстоит дело, – сказал Рузвельт.

– Это чистейшее безумие. – Я потряс головой.

– Хотя я общаюсь с животными уже много лет, мне иногда и самому это кажется безумием.

– Бобби Хэллоуэй считает, что вы слишком часто стукались головой.

Рузвельт улыбнулся.

– Не он один так думает. Но если ты помнишь, я был футболистом, а не боксером. Или ты тоже полагаешь, что мои мозги окостенели?

– Нет, сэр, – был вынужден признать я, – вы умнее многих, кого я знаю.

– А с другой стороны, ум и старческий маразм – они ведь не исключают друг друга, верно, сынок?

– Верно. Я встречал достаточно академиков – знакомых моего отца, которые находились в полном маразме.

Мангоджерри продолжала смотреть на нас, а Орсон, в свою очередь, созерцал ее, но не с ненавистью, какую можно было ожидать от собаки, увидевшей кошку, а с неподдельным интересом.

– Я тебе когда-нибудь рассказывал о том, как началось мое общение с животными? – поинтересовался Рузвельт.

– Нет, сэр. Да я и не спрашивал. – Мне действительно всегда казалось, что заострять внимание на подобной эксцентричности человека так же невежливо, как упоминать о чьем-то физическом недостатке.

– Ну так вот, – заговорил Рузвельт, – девять лет назад был у меня совершенно потрясающий пес по имени Слуппи – черный с подпалинами, примерно вполовину меньше, чем твой Орсон. Простая дворняга, но… совершенно необыкновенная.

Орсон переключил внимание с кошки на Рузвельта.

– Слуппи отличался чудесным нравом – игривым, покладистым. Я не помню ни одного случая, чтобы у него было плохое настроение. А потом он вдруг внезапно изменился – стал замкнутым, нервным, подавленным. Он давно перестал быть щенком – ему уже исполнилось десять лет, – и, показывая его ветеринару, я был готов услышать самый суровый приговор. Однако, осмотрев пса, ветеринар сказал, что тот совершенно здоров, если не считать легкого артрита, какой бывает у стареющих футбольных нападающих. Но это незначительное заболевание не могло подействовать на собаку так угнетающе. И тем не менее день ото дня пес выглядел все более подавленным.

Мангоджерри вышла из состояния неподвижности. Она перескочила с ручки дивана на его спинку и теперь крадучись двигалась в нашу сторону.

– И вот как-то раз, – продолжал рассказывать Рузвельт, – я прочитал в газете статью о женщине из Лос-Анджелеса, которая утверждала, что способна общаться с животными. Звали ее Глория Чан. Она часто принимала участие в телевизионных ток-шоу, консультировала многих известных киношников по поводу проблем, связанных с их животными, написала даже книгу об этом. Журналист расписывал ее как очередное голливудское чудо. Как мне потом стало известно, он ее и открыл.

Если ты помнишь, после того как закончилась моя футбольная карьера, я сделал несколько фильмов. Мне приходилось встречать многих знаменитостей: актеров, звезд рока, комиков, а также продюсеров и режиссеров. Некоторые из них были вполне симпатичными ребятами, а кое-кто – даже умными. Но большинство людей, которые околачиваются в этом мире, настолько сумасшедшие, что к ним лучше не приближаться, если у тебя под плащом нет заряженного обреза…

Пройдя по спинке дивана, кошка спрыгнула на ближайшую к нам ручку и сжалась подобно пружине: мышцы напряжены, голова опущена вниз, уши прижаты к черепу. Она будто изготовилась к стремительному прыжку, намереваясь одним махом перелететь двухметровое пространство между диваном и столом.

Орсон снова был настороже и не спускал глаз с Мангоджерри, начисто позабыв о Рузвельте и его печенье.

– У меня появились кое-какие дела в Лос-Анджелесе, и я отправился туда, прихватив Слуппи с собой. Мы поплыли вдоль побережья на яхте. Тогда у меня еще не было «Ностромо», и я плавал на замечательном двадцатиметровом «Крис-краф ромере». Я пришвартовал его в Марина-дель-Рей, взял напрокат машину и в течение двух дней занимался своими делами. Друзья по кинобизнесу помогли мне раздобыть телефон Глории, и она согласилась встретиться со мной. Ее дом располагался в Пэлисейдс, и как-то утром мы со Слуппи отправились к ней.