Во время этого замешательства я увидел, как один вольнонаемный, опираясь на саблю, взобрался на угольную кучу и замер на ней, как статуя. Внимательно приглядевшись к бросавшейся в глаза фигуре, мы увидели, что это женщина. Мы не знали, что в нашем отряде служили и вольнонаемные женщины. Мы обратились к Хаманака, который служил в общем отделе и должен был знать ее. Но и он ничего не мог сказать.

Через несколько часов поступило сообщение, что все парашютисты противника уничтожены танкистами, оборонявшими Харбин. Услышав об этом, все запрыгали от радости.

— Вот вам результат занятий по борьбе с парашютистами, которые регулярно проводились у нас несколько лет. Не зря, значит, на всех маневрах отрабатывались методы борьбы с парашютистами, — заметил один пожилой офицер.

Светало. Вскоре поезд должен был отправиться. Мы были распределены по двадцать пять человек в вагон. Я, Хаманака и Морисима ехали в вагоне, где старшим был вольнонаемный Офудзи. Хаясида попал во второй или третий вагон за нашим. Поезд состоял из тридцати восьми вагонов — значит, нас было около тысячи человек. Офудзи посоветовал ложиться спать, не дожидаясь, пока тронется поезд, но я вместе с четырьмя-пятью другими товарищами по вагону отошел в сторону подышать свежим воздухом.

Вдруг я увидел техника-лаборанта Сагава.

— Господин Сагава! — окликнул я его и спросил о Коэда.

— Он еще не уехал и с нами не едет. Не повезло ему… Но вы держитесь, у вас впереди еще много важных дел, — ответил он. Чувствовалось, что Сагава не хочет много говорить о Коэда.

Стало почти совсем светло. До отправления поезда оставалось еще два часа. Всем нам выдали маленькие ампулы с цианистым калием.

— Если будет угрожать плен, то в целях сохранения тайны отряда каждый должен принять этот яд, — сказал Офудзи и окинул всех нас пронзительным взглядом. Теперь, когда нам выдали яд, и я почувствовал, что смерти не избежать, от страха мурашки пошли по спине. Я сунул ампулу в нагрудный мешочек с амулетом. В крайнем случае этот новый амулет поможет сохранить мне честь и верность.

Спать? Но спать не хотелось.

От мысли повидать Кусуно пришлось отказаться, но до отхода поезда мне хотелось хоть ненадолго встретиться и поговорить с Коэда.

Я попытался разыскать Саса и Хосака, служивших вместе со мной в секции Такаги. Саса нашел быстро, а Хосака найти не смог. Саса не был уверен в том, что нам позволят отлучиться.

— Я уже думал об этом, да ведь не разрешат, наверное, — сказал он.

Но Офудзи сразу разрешил, хотя и приказал вернуться не позже чем через тридцать минут, так как поезд должен был вскоре отправиться.

— Хорошо, что вам пришла в голову мысль навестить боевого товарища, который должен остаться здесь, — сказал он нам вслед.

В госпитале повсюду слышались всхлипывания и рыдания больных. Они были сильно обеспокоены тем, что из-за болезни их никуда не перемещали. Особый характер нашего отряда заставлял их в таком положении предчувствовать недоброе.

Наконец мы увидели осунувшегося после операции Коэда. Он лежал задумавшись на белой больничной койке. Мы негромко окликнули его. Коэда повернул голову.

— Акияма, Саса! — радостно вскрикнул он, как будто не виделся с нами несколько лет, и глаза его слегка увлажнились.

Нам сказали, что операция прошла успешно, но от этого нам не стало легче. Сам случай, когда человеку в такое тревожное время пришлось оперировать слепую кишку, только подчеркивал несчастье этого и без того несчастного человека.

— Здравствуйте, господин Коэда. Давно мы с вами не виделись. Мы на минутку, сейчас уезжаем.

— Вот как?.. Все-таки уезжаете? — проговорил Коэда дрожащим голосом, и по щеке его покатилась крупная слеза.

Сделай он операцию неделей раньше… Мы окончательно приуныли. Заметив это, Коэда вдруг совершенно преобразился и с улыбкой на лице попытался развеселить нас.

— Бодрее держитесь, ребята! Пойдите в поле, запойте во все горло песню, и хандра сразу пройдет.

Но я уже не мог удержаться, чтобы не всхлипнуть, Саса тоже заплакал. Наверное, он, вспомнив о том, как самому недавно пришлось лежать в госпитале, теперь представил себя на его месте.

Мне хотелось от всего сердца выразить благодарность Коэда, которого, быть может, и не придется увидеть больше. Но, когда расстаешься с человеком надолго, сделать это бывает очень трудно.

— Господин Коэда! Мы везде и всегда будем помнить дни, проведенные с вами. От всей души желаем вам скорее поправиться и выйти из госпиталя.

Я говорил искренне, но мои пожелания в данном случае не вязались с действительностью.

— Поправляйтесь быстрее… — едва выдавил Саса. Голос у него дрожал.

— Друзья!.. Акияма! Вы, наверное, уже знаете… — и Коэда дрожащей рукой начал шарить под подушкой. В его худых пальцах я увидел ампулу с цианистым калием — такую же, какие выдали нам. Я был ошеломлен, и на ум мне не приходило ни одного утешительного слова. Еще раз простившись с Коэда, мы ушли. На сердце у нас было тяжело.