Россия не только сама тяготеет к принципу развития через чужой опыт и модели, но и прививает такой характер народам, оказавшимися под её крылом. По сути, такое развитие не что иное, как разновидность ассимиляции, причём, весьма эффективной, ибо воздействует на корневую систему нации — философию, психологию уклада, политико-экономическую систему мировоззрения, постепенно деформируя мировоззренческую систему. Коварным оружием в современных ассимиляционных процессах, стимулируемых имперским центром, являются разнообразные формы коллективизма, к которым вечно тяготела Россия. Чтобы понять неприемлемость культа коллективизма для чеченского духа, до-статочно будет отметить одну из ярких черт характера чеченца — индивидуализм, который принято было до сих пор порицать. Коллективизм, тем более, в его идеологизированных формах, в том числе и социализм, названный Ф. Хайеком частным случаем коллективизма, и индивидуализм — вещи несовместимые. Ф. Хайек хорошо иллюстрирует это в своей книге «Дорога к рабству», указывая на то, что «в основе современного цивилизованного мира лежит именно индивидуализм, уходящий корнями в христианство и античную философию, который, впервые получил полное выражение в период Ренессанса и положил начало той целостности, которую мы называем теперь западной цивилизацией. (Вопросы философии», 10, 1990, с. 121.)

Следует только добавить, что ознакомление с Кораном позволило бы уважаемому автору с не меньшим основанием дополнить свой вывод тем, что в этой божественной книге проповедуются принципы взаимодействия индивидуальной и коллективной свобод.

«Его (фундамента западной цивилизации. — З. Я.) основной чертой является уважение к личности как таковой, т. е. признание абсолютного суверенитета взглядов и наклонностей человека в среде его жизнедеятельности, какой бы специфической она ни была, и убеждение в том, что каждый человек должен развивать присущие ему дарования, — развивает свою мысль Ф. Хайек. — Я не хочу употреблять слово свобода для обозначения ценностей, господствующих в эту эпоху: значение его сегодня слишком размыто от частого и не только всегда уместного употребления. Терпимость — вот, может быть, самое точное слово. Оно вполне передаёт смысл идеалов и ценностей, находящихся в течение этих столетий в зените и лишь недавно начавших клониться к закату, чтобы совсем исчезнуть с появлением тоталитарного государства». (Там же.). Для полноты параллели добавим, что в характере чеченского народа индивидуальное я всегда уравновешивалось именно терпимостью, вернее, терпеливостью (собар), которую сравнивали с величавостью горы.

Именно привычка искать на стороне свой жребий, тяга к чужому, в том числе и общественно-политическому опыту, заставили Россию прибегнуть на очередном повороте судьбы к столь иллюзорной идее коммунистического рая, выработанной чисто европейской мыслью, но ею даже не принятой к программному действию, ввиду её исторической несостоятельности. Что Россию уже никому не отгадать, блестяще подтвердила и эпоха горбачёвской перестройки, что является прекрасной иллюстрацией её евроазиатскости.

Могут возразить: мол, азиаты проживают в довольно большом количестве в составе любого развитого европейского государства и на американском континенте, и не порождают подобной проблемы анахронизма. Да, достаточно европейцев проживает и в азиатских странах. Но в качестве просто диаспоры того или иного государства, в своём этнокультурном, этнополитическом микроклимате, не претендуя на государственную концептуальность своего мировоззрения. Но географически и в полном объёме Европа и Азия соединились лишь в России. Самое главное: этносы, составляющие её народонаселение, проживают на своих исконных территориях, и каждый этнос претендует на то, что его мировоззрение и должно определять государственную политику.

Выявляется ещё одна грань анахронизма: каждый из народов, входящих в Российское государство, оказывается включённым в своей действительности в двойную систему координат политико-экономической жизни. Эти, фактически, две системы, накладываемые друг на друга, образовывают этнопсихологическое поле, отрицающее в отдельности и европейскую, и азиатскую системы.

В такой системе ценностных и временно-пространственных координат идея, опосредованная общечеловеческой мечтой о земном рае, естественно, и могла надолго привиться, так как она мировоззренчески помогала европейской и азиатской системам нейтрализовать друг друга, создавая иллюзию признания за каждой из них приоритета в неразрешимом споре. Но над обеими системами довлеет третья — русская, феномен русского самосознания, и этнически, и географически разделившегося на европейскую и азиатскую части и, вместе с тем, пытающегося остаться в своей первозданной природе. Что невозможно.

Если из всего сказанного сделать вывод о природе и характере Российской государственности, можно отметить, что правители России всегда тяготели к абсолютному: например, к абсолютной монархии, как и народ к абсолютно доброму царю, чему и способствовала евроазиатскость. Если евроазиатскость для первых была препятствием в реализации потенциальных качеств, то для вторых она была генератором мировоззренческого хаоса — источника всех бед, значит, и бед всех народов, включённых в орбиту политического влияния государства Российского. Долготерпение русского народа, таким образом, давило на другие народы, потому что являлось объективным препятствием на пути их национальной борьбы за независимость. Потому и понадобилось целых семьдесят лет, чтобы встряхнуться. А сколько лет понадобится, чтобы отряхнуться от этой евроазиатской архаичности, — неизвестно. Тем более, что большевизм очень хорошо вписывается в евроазиатскость самосознания среднего советского человека любой национальности.

Эволюция правления Горбачёва в сторону абсолютизации президентского правления говорит о том, что этногеографический дуализм природы государства Российского, вернее, СССР, не стал родным признаком и, вряд ли, станет им. Настойчиво заявляет о себе необходимость нахождения новой формы взаимоотношений этносов и двух континентов в рамках пространства, занимаемого нынешним СССР, которая примирила бы эти два естественных начала, противопоставленных неестественностью нынешнего их положения, что возможно сделать только путём освобождения народов, которое сделает более пространственной и географическую сетку каждого этноса, и систему координат межэтнического взаимодействия.

Путь к этому лежит через независимые государства народов, населяющих империю Кремля, в том числе единую и неделимую Россию, которая, с укреплением своих позиций суверенного государства в обновлённом Союзе, становится, по существу, основным фронтом против национального освобождения. Это, фактически, открытие второго фронта империи.

1990 г.

Перестроечный этап внутреннего развития СССР не только можно, но и нужно охарактеризовать ещё и как кризис доверия к России. Как ни парадоксально, это происходит на фоне демократизации в целом общественно-политической жизни и укрепления её международного авторитета, основанного не на военной силе, а на признании на деле и принятии для действий во внутригосударственной жизни и международной арене принципов и норм международного права, от которых так долго мы закрывались и открещивались выдуманными коммунистическими идеалами и социалистическими ценностями, обесценивающими нас как людей разумных. Вот, казалось, что со всем этим скоро будет покончено, основные рычаги для этого уже задействованы. А межнационального согласия, всё же, нет, и процессы национального возрождения только достигают своего апогея. И чем дальше, тем сильнее народы отталкиваются не только от ненавистного центра, но и от самой России, которая сама бьётся ещё в силках сверхцентрализованных политико-экономических структур советской империи.

Вроде бы, борьба России за демократические принципы и институты власти, тем более, её реальные шаги и достижения в этом направлении, оказывает благотворное влияние на политические процессы в других республиках империи, независимо от степени автономности их от центра. Тому примером сегодня может служить тот факт, что только с укреплением в российском руководстве демократических сил обрели реальную силу акты государственного суверенитета даже в республиках Балтии и Закавказья, являющихся флагманами в борьбе за национально-государственную независимость. Именно борьба русского народа за возрождение своей государственности в её конкретных атрибутах и естественных границах открыла народам окраин РСФСР простор для действий в своих национальных интересах. Ко всему сказанному можно добавить ещё и то, что все народы империи прекрасно понимают и осознают приоритет России в формировании политических процессов на всей одной шестой части Земли, да и во всей Восточной Европе. Осознают умом и сердцем. Всё равно кризис доверия к ней — факт очевидный для всего мирового сообщества. Говорить о скором его преодолении тоже не приходится. Наоборот, в некоторых аспектах есть основание говорить об углублении его форм, особенно в политическом плане, со стороны народов автономий РСФСР.