– Прикажете сражаться? – воодушевился Идеолог. – Продемонстрировать свои суперспособности? Главное не то, кто кого сегодня замочит. Главное – и меня, и вас сжигает душевная боль от того, что все уже сделано и решено. Сегодня нам доступен лишь миллиграмм свободы – возможность убить друг друга. – Идеолог демонстративно отвернулся от Феи. – Между тем его борт уже в воздухе. Он и еще сто девяносто девять душевнобольных.

– Какой борт? – только и нашлась спросить Фея.

– Вы, наверное, слышали, общественность посчитала – недееспособные люди тоже должны иметь шанс на спасение. Один из восьми дирижаблей – розовый – выделили для детей, заключенных, сумасшедших и инвалидов.

– Чтобы, кроме «НН», правительства и Бога, люди тайно ненавидели убогих, домушников и убийц, которые лишают их заслуженного спасения?

– И сами себя ненавидели за эту ненависть, – закончил Идеолог. – Люди нуждаются в печали и скорби.

– Вы чудовище!

– Не более чем каждый из нас в суровый век кризисов и терпимости. – Идеолог понизил голос: – Все, что произнесено здесь, исправно пишется для истории. Для истории же я вам выскажу мое самое главное опасение. Я очень боюсь за спокойствие тех, кто узнал, что мальчика повезут на дирижабле. Недовольство может приобрести самые разрушительные формы.

– Кто узнал?! – заорала Фея.

– Многие, – обреченно вздохнул Идеолог. – Полчаса назад об этом рассказали по Первому каналу. – Он угрюмо процитировал: – «Задержанный ранее Виктор Иконников, считавшийся в „НН“ кем-то вроде сына полка, прошел медобследование. Врачи из института имени Сербского поставили диагноз – шизофрения. Виктор вошел в очередную группу пациентов, которым сегодня в 22.00 посчастливится совершить терапевтический полет на розовом дирижабле „Нашего Неба“…» Достаточный повод для недовольства простых смертных?

Не зная, что ответить, Фея сжимала и разжимала кулаки, готовясь ударить, выстрелить, умереть. Стрелки на часах показывали 22.30. Поздно.

Девушка бросила меч в сторону. Кинулась прочь.

– Подождите, – остановил ее Идеолог. – Разделите со мной ответственность.

Он щелкнул пультом. В углу засветилась панель огромного экрана. На нем бегали люди, ехали пожарные машины, периодически появлялись какие-то важные шишки, говорили тревожными голосами, печально морща озабоченные лица.

Фея ничего не понимала. Словно какой-то канал к уставшему разуму выключился и больше не передавал информацию. Наконец, показали Президента, твердо вещающего об угрозе.

Засорившийся канал словно прорвало – она услышала: «Розовый дирижабль с душевнобольными заминирован… пилоты не смогли обезвредить… сигнал на взрыв может быть подан в любую секунду – с мобильного телефона, по рации… спецслужбы блокировали дирижабль для любых радиоволн, его срочно выводят за город… чтобы не рухнул на головы сотням граждан, чтобы взрывная волна не достигла жилых домов…»

Она обернулась. Идеолог, скаля зубы, улыбался в натужной попытке сохранить вид уверенного в себе человека. Страшная картина.

– Его выводят. Выводят! Как тараканов… как тараканов… – безумно повторял он: – Нет чтобы посадить прямо на Красной площади… Спасти этих калек, пригреть. Что за люди? Пигмеи…

– Что нужно делать? Мне? – Фея была сама решимость, готовая срочно бежать, сражаться, спасать.

Идеолог внимательно посмотрел ей в глаза и торжественно, словно перед всем человечеством, произнес приговор:

– Ничего не надо. Достаточно знать, что на розовом дирижабле почти десять килограммов С4, и он в любую секунду может взорваться. Иногда просто знать – это уже свершенная подлость. Иногда просто знать – это уже предательство…

Ludwig van Beethoven: «Sonata Nr. 14 In C-Moll»

– Он не умрет. – Идеолог изо всех сил постарался, чтобы его голос звучал уверенно.

– Конечно, – в противовес прозвучал обреченный голос Феи. – Его убьют. Они обратятся в пыль. Обратятся в прах.

– Ваш друг все может предотвратить. Да? Этот парень не позволит дирижаблю взорваться.

Он почти просил. Она уже вслух шептала:

– Ну конечно, с ним ничего не случится… сила его безмерна… мудрость его… любви его хватит на всех… Господи, я так и не смогла его понять и полюбить…

На поверхность бешено скачущих мыслей вновь и вновь выплывал скорбный, совсем чужой шепот:

– Он всего лишь пацан – грязный, оборванный… Который не знает, что ему делать. Не знает, кому нужен. И в его душе бомбой замедленного действия заложено понимание – жертва всегда интереснее человека…