Шрифт:
«Или уничтожение!» – полоснуло мыслью по глазам.
– Вы максималист, молодой человек. Так и запишем в истории болезни…
– Никто не сможет восхититься вашим наблюдением, – жестко прервал главврача Витек. – Ваш дружный медперсонал будет лицезреть каракули Соколова Ивана Дмитриевича, назначенного на ваше место месяц назад.
Илья Юрьевич вновь, хотя и не без труда, изобразил заразительный смех:
– А ты, мой вечный оппонент, будешь столь же забывчив?
Витек не поддержал его:
– Я – нет.
Главврач снова произвел череду громких выдохов.
– Ну вот видишь… Опять внутреннее противоречие…
– Никаких противоречий. Я – редкий случай. Мне посчастливилось родиться в мире мертвых. Я помню всё, а меня…
Он не стал договаривать: «…забудут все».
– Чертовщина какая-то!.. Витализм… Маскировка смерти с помощью симулякров… Завтра переведу тебя в общую палату. Есть у меня хорошие, до безобразия живые пацаны на примете…
С огромным чувством вины Витек смотрел на закрытую дверь, зная – завтра никто, кроме него, не вспомнит о последних тридцати шести днях существования не самого плохого человека той и этой Вселенной, не самого плохого врача – Ильи Юрьевича Ларина. Целый месяц слов и дел его будет невосполнимо забыт всеми, кроме испуганного мальчика, который и сам будет вскоре вычеркнут из памяти. Весь – от макушки до пят, от рождения до предвосхищенной им мучительной смерти.
Часть III
Фея и ад
Но вот тогда-то и придет настоящая, подлинная Смерть, а не та, которая сейчас, дура, финтифлюшка, ее и обмануть нетрудно…
Юрий МамлеевСама по себе принадлежность к роду человеческому решительно ничего не значит – это просто дурачащее внешнее сходство.
Роберт МузильНа месте нашего фальшивого мира должен был существовать настоящий; мир, подлинный во всяком своем проявлении; теперь же приходится интуитивно отличать органические части от искусственных, задавать себе вопрос, подлинны ли страдания раненых и хладность убитых.
Ольга СлавниковаГлава 1
Доктор, каковы шансы, что это мой сон?
Muse: «Apocalypse Please»
Столица задыхалась от жары. Кратер и Саня сидели в прохладных покоях пентхауса, пили пина-коладу и наблюдали ядовитое марево над городом. – Чего ждать? – торопился Саня. – Ни я, ни ты не сомневаемся. Колем дурь, и всё – прощай молодость, отправляемся в путешествие.
– Ну что ты за человек такой? – возразил Кратер. – Решили в шесть, значит – в шесть. У тебя покушать имеется?
Кораблев возмутился:
– Двадцать минут осталось! И ты спокойно пойдешь жрать мои шпроты?!
– Пойду.
Кратер вышел на кухню, покопался в холодильнике. Скоро к нему присоединился Саня. Соорудили бутерброды.
– Все это получится излишне мелодраматично. – Саня озвучил свои мысли. – Представляешь заголовки газет: «Два гея из противоборствующих московских группировок, не имея возможности быть вместе, предпочли смерть…» Или: «Люберецкие Лаура и Лафарг…» [14]
14
Лафарг, Поль (1842–1911) – французский экономист и политический деятель. Поль и его жена Лаура неоднократно заявляли, что, как только наступит старость, мешающая им вести борьбу, они покончат жизнь самоубийством. В 1911 году они сдержали свое слово.
– Что ты предлагаешь? Прямо сейчас разбежаться? Придумывать новый способ суицида? Разрушить мозг смертельной дозой «ДОМа-2»?
– Нет. Ты же сам говорил, времени у нас меньше, чем у фигуристов в короткой программе. Может быть, пока мы тут шести ждем, Всеблагие, Всемогущие руки тянутся к главному рубильнику и выключают несовершенный мир, где скитается твоя покойница. Давай хотя бы записку с объяснением оставим – так и так, предполагаем, что человечество переживает катаклизм. Решили уйти из жизни, чтобы в другой реинкарнации разобраться, что к чему.
– Ты еще правду предложи выдать – мы умираем во имя любви. Тогда напишут: «Фанаты-извращенцы покончили с собой, не дождавшись замужества Ксении Собчак!!!»
Молча они прокрутили в голове другие варианты возможных заголовков.
– Боишься, Орфей? – спросил Кратер.
– Не знаю. Компот какой-то внутри. Вера, надежда, любовь… Одновременно что-то животное истерично скребется, верещит: «Лажу вы затеяли, братцы! После пяти кубиков барбитала натрия не просыпаются…» И уж тем более не разыскивают прекрасных покойниц в тридевятом государстве, о котором знаем ты, я и Костя Кассандра. Три олигофренда. Я ошибки боюсь и вечных мучений от того, что сделал не так и теперь не исправить.