— Что такое, Тони? Тебе мало быть полковником? Это уже жадность.

— Да ничего, должен же я был как-то подписаться под своими восторгами по поводу стихов нового поэта? Итак, вот он, ответ, и не падайте со стульев: Дай Фэй, выпускник Линьнаньского университета в Кантоне. Изучал европейскую литературу в Женеве, Париже и Гейдельберге. Преподавал литературу в пекинском университете Цинхуа и Фуданьском в Шанхае — то есть лучших в стране. Профессор. Знаменитость. Три сборника стихов в Китае.

_ И это тоже он?

— Еще бы не он! Более того, имя, похоже, на стоящее. Не думаю, конечно, чтобы он проводил операцию против убийцы Гу под этим именем.

Я чуть не засмеялась нервным смехом. До этого момента исход своей работы я воспринимала так: выходи, маленький, не бойся. Мы твои друзья, мы тебя спасем и перепрячем заново.

Теперь я не знала — с кем же мне предстоит встретиться? Что я скажу такому человеку?

— Полковник Херберт, — справилась я с чувствами. — Но вы ведь заканчиваете свое изучение газет?

— Близко, — сказал Тони. — Конец близко. Я все систематизировал, сделал вырезки с датами, смысловые переводы. Всего в «Синчжоу жибао» двенадцать стихов Дай Фэя, некоторые из них идут в одном номере, парами и тройками. Осталось их окончательно систематизировать, выписать отдельные строчки, которые вас могут заинтересовать.

— Все, где виден окружающий пейзаж. Вдруг он описывает какую-то улицу, гору на горизонте? Разговор на улице? То, что он там в этот момент делал? Все, что касается того, где он сейчас находится.

— Вид из окна? Что-то было. Да, я скажу это завтра. Но вы только послушайте, какой я нашел там у него стих. Это посильнее цветов, которые плыли к веселым воронкам у сточных канав.

И Тони начал шарить по карманам, добравшись до брюк — оттуда и появилась мятая бумажка.

— Скачет размер, — пробормотал он. — Неправильное ударение. Предпоследняя строфа совсем никакая. Китайские стихи невозможно перевести, я же вам говорил. А эти и подавно.

— Тони, ты что, делал это в рифму? Как настоящий поэт?

— Да, моя прекрасная. Именно что «как», к сожалению. Но с этой историей про убийц с раскрашенными лицами и с беглыми профессорами литературы мы в итоге все станем поэтами. И наша жизнь никогда не будет прежней. Вот. Смотрите, что получилось.

Мы не аплодировали. Потому что каким-то образом знали, что это действительно куда слабее, чем строки Дай Фэя.

Два боя застыли в отдалении, следя за нашими лицами. Негромко играла скрипка на эстраде — индийский музыкант, наверное, почувствовал, что не надо мешать нашему разговору.

— Он ее очень любит, — тихо сказала я, наконец. — Упрекает. Прощает. Утешает.

— Я даже вижу эту женщину, — заметила Магда. — Хотя никаких, вроде бы, описаний. Внешности, в смысле. Как он это делает?

— Он это отлично делает, вот только…

— Что такое, Тони?

— Он именует ее фениксом, — сказал Тони, и было видно, что он искренне недоумевает.

— Но, полковник, перед нами неожиданный поэт. Мосты — это у него тоже неожиданно. И это красиво — женщина со странной судьбой, она сгорает и возрождается душой… Потому феникс, кстати, и грустный.

— Мадам Амалия, он не только неожиданный поэт. Он еще китаец, и не простой, а дважды профессор, причем не математики, а литературы. Это У вас, европейцев, фениксы сгорают. А у нас они значат нечто иное. И профессор литературы не может этого не знать. Любой школьник знает.

— Тони, дорогой, тебе пора отдохнуть. Ты окончательно азиатизировался. Что значит — «у нас»? Не оставляй меня, не уходи совсем в китайцы.