Шрифт:
– Он такой хороший.
Тельма убрала с одной стороны кровати стойку и сказала:
– Если я запрыгну сюда и сяду рядом с тобой, я ведь не потревожу твои внутренности? Ты не станешь неожиданно обливать меня кровью, а, Шан?
– Я постараюсь не делать этого.
Тельма запрыгнула на высокую больничную кровать. Обеими руками она взяла руку Лауры.
– Послушай, я прочла «Шадрач», и она чертовски хороша. Ты сделала то, что пытаются сделать все писатели.
– Ты очень добра.
– Я грубая и циничная шлюха. Послушай, я говорю серьезно о книге. Она великолепна. Я увидела в ней и Бовин Боумайн, и Тамми, и Буна – приютского психиатра. Я увидела в ней таких разных людей. Тебе удалось их прекрасно описать, Шан. Господи, ты их как будто снова вернула в мою жизнь, меня даже охватил такой озноб, что мне пришлось отложить книгу и пойти прогуляться под солнцем. В то же время я смеялась как ненормальная.
Лаура чувствовала слабость в каждом мускуле и в каждом суставе. У нее не было сил привстать с подушек и обнять свою подругу. Она только сказала:
– Я люблю тебя, Тельма.
– Угря там, конечно, не было.
– Я припасла его для другой книги.
– И меня тоже, черт возьми. Меня нет в книге, хотя я самый яркий персонаж из тех, кого ты когда-либо знала!
– Я посвящу тебе отдельную книгу, – сказала Лаура.
– Ты что-то сказала?
– Да. Я посвящу тебе следующую книгу.
– Послушай, Шан, тебе лучше сделать меня красавицей, иначе я надеру тебе задницу. Ты слышишь меня?
– Я слышу тебя.
Тельма пожевала свою губу и сказала:
– Ты собираешься…
– Да. Я собираюсь посвятить ее и Рути тоже. Они замолчали, держа друг друга за руки. Неожиданные слезы затуманили глаза Лауры, но она заметила, что Тельма тоже часто заморгала.
– Не надо. Это смоет твой искусный панковский макияж.
Тельма подняла одну ногу.
– Как тебе эти сапоги? Черная кожа, острые носки, подкованные каблуки. Они делают меня настоящей королевой, не правда ли?
– Когда ты вошла, я сразу же подумала о том количестве мужчин, которых ты окрутила.
Тельма вздохнула и громко шмыгнула носом.
– Шан, послушай меня хорошенько. Твой талант может быть гораздо драгоценнее, чем ты думаешь. Ты можешь выразить людские жизни на бумаге, и когда люди исчезают, их жизни остаются в твоих книгах. Ты можешь выражать в книгах чувства, и каждый, кто читает их, чувствует те же самые ощущения, ты можешь затронуть сердце, ты можешь напомнить нам, что значит быть человеком в мире, который делает все, чтобы мы это забыли. Это настоящий талант, ради которого ты заслуживаешь жить больше, чем кто-либо другой… я знаю, как бы ты хотела иметь семью… троих или четверых детей, как ты и говорила… поэтому я знаю, как тебе сейчас плохо. Но у тебя есть Данни, Кристофер и этот удивительный талант, а это уже очень много.
Голос Лауры дрожал:
– Иногда… я так чего-то боюсь.
– Чего ты боишься, малыш?
– Я хотела иметь большую семью… и я боюсь потерять то, что у меня есть.
– Никто не собирается ничего забирать у тебя.
– С Данни и маленьким Крисом… с ними… может что-нибудь случиться.
– С ними ничего не случится.
– Тогда я останусь одна.
– Ничего не случится, – повторила Тельма.
– Что-то всегда может случиться. Это жизнь. Тельма забралась дальше на кровать, вытянулась
возле Лауры и положила свою голову на плечо Лауры.
– Когда ты сказала, что роды были тяжелыми… когда я увидела, как ты бледна… я испугалась. У меня много друзей в Лос-Анджелесе, но все из них люди из шоу-бизнеса. Ты единственный близкий мне человек, хотя мы видимся так редко, и эта мысль о том, что у тебя есть близкий человек…
– Но я не такой человек.
– Ты именно такой, – сердито засмеялась Тельма.– Дьявол, Шан, ты думаешь, что сирота остается сиротой навсегда?
Лаура прижалась к ней и растеребила ее волосы.
Вскоре после первого дня рождения Криса Лаура закончила «Золотого орла». Книга была опубликована десять месяцев спустя, и ко второй годовщине мальчика книга заняла первое место в списке бестселлеров в «Тайме».
Данни распоряжался гонорарами Лауры с таким усердием, вниманием и успехом, что в течение нескольких лет, несмотря на большие расходы, они стали не почти богатыми, а по-настоящему богатыми людьми. Лаура не знала, что думать насчет всего этого. Она никогда не ожидала, что станет богатой. Когда она рассматривала свое завидное материальное положение, то думала, что это должно заставить ее трепетать, но она ничего не чувствовала. Она была рада той безопасности, которую обеспечивали деньги. Они не собирались переезжать из своего уютного домика с четырьмя спальнями, хотя могли позволить себе более роскошные апартаменты. Деньги же для нее были не жизнью; ее жизнь заключалась в Данни, Крисе и ее книгах.